Александр Петриков специально для «Кашина»

В череде тридцатилетних восточноевропейских юбилеев (на прошлой неделе Германия, сейчас Чехия, дальше будет Румыния, и можно вообразить, какие параллели будут проводить критики Кремля; прошлый раз, когда отмечали десятилетие, соратник Лужкова и Примакова Георгий Боос грозил судьбой Чаушеску Борису Ельцину – и ничего, стал потом калининградским губернатором у Путина) не хватает, конечно, наших советских годовщин – а они были. 24 октября 1989 года в Варшаве министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе заявил, что Советский Союз более не намерен вмешиваться во внутренние дела стран Варшавского договора. Днем позже в интервью программе ABC «Доброе утро, Америка» пресс-секретарь советского МИДа (в прошлом ведущий «Международной панорамы», потом российский посол в Португалии) Геннадий Герасимов назвал заявление Шеварднадзе «доктриной Синатры» – I did it my way, то есть теперь каждый сам за себя. После этого режимы в Восточной Европе посыпались один за другим, и, восхищаясь сейчас массовым порывом восточных европейцев 1989 года к свободе, не стоит забывать, что порыв случился после того, как Москва умыла руки.

Равно ли это «после» напрашивающемуся «из-за» – можно спорить. Все помнят, как пражские весны внутри союзного периметра Горбачев давил танками, и не очень в этом преуспел, Союза не спас; представить себе, как СССР 1989 года вводит танки в Берлин и Прагу, понятное дело, невозможно, но в Берлине и Праге «доктрину Синатры» хотя бы реализовывали восставшие массы, а, скажем, в Болгарии за неимением достаточного количества и качества масс вечного (правил с 1953 года) Тодора Живкова пришлось свергать аппаратчику горбачевского типа Петру Младенову, а местным Гавелом за неимением сколько-нибудь развитого диссидентского движения пришлось становиться далекому от политики автору запрещенной брошюры о фашизме Желю Желеву, который через год сменит Младенова после вымученного политического скандала, как будто болгарам позвонили из Москвы и наорали – «Эй, вы нарушаете инструкцию, сказано же – президентом должен быть моральный авторитет-гуманитарий, есть у вас кто-нибудь? Ладно, пусть будет Желев». Интересно, конечно, как будет отмечаться тридцатилетие именно болгарских событий – уж там-то совсем трудно изобразить дело так, будто народ не выдержал и сокрушил тиранию.

Но эталонные, стилеобразующие – конечно, чехи. Мирная («бархатная» – из Праги же и пошло) революция, возвращение давней весны, раздавленной советскими танками, и даже возвращение ее лидера Дубчека – правда, уже не на высшую государственную позицию, потому что ее в тот момент можно было отдать только одному человеку, бывшему моральным лидером нации задолго до того, как нация получила свободу. Имя Вацлава Гавела – для нас, современных русских, это не чешская история, а наша надежда – возможно, уже окончательно упущенная; последний раз великое чешское имя в нашем печальном контексте произносили меньше месяца назад, прощаясь с Владимиром Буковским, одним из нескольких самых очевидных претендентов на то, чтобы стать русским Гавелом, и не ставшим им ни в 2008, когда его (неужели действительно боялись?) не пустили на президентские выборы, ни в 1991 году, когда, вернувшись, он не смог или не захотел встроиться в новую «демократическую» российскую элиту, ни тем более в семидесятые, когда его меняли на Корвалана, расстегнув наручники только после того, как самолет пересек советскую границу.