Фото: Unsplash.com
18 мая, новости в ленте, почти подряд, с небольшими интервалами. Как барабанная дробь, как короткая очередь из пулемета: «Мишустин поручил за день устранить замечания Путина по выплатам медикам».
Пугаться (ну, или обнадеживаться, это дело вкуса) не стоит, прихворнувший премьер – не карбонарий, устранять он собирается не «замечания Путина», а последствия диких скандалов вокруг доплат врачам и медсестрам, которые работают с коронавирусными больными. Формулировка – на совести безымянных профессионалов из государственного информационного агентства, а впрочем, мысль-то понятна, и, возможно, я зря придираюсь.
Немного позже, обнадеживающее: «Минздрав отчитался, как решается проблема доплат медикам». Стремительность впечатляет: «Все стимулирующие выплаты медикам за работу с пациентами с COVID-19 доначислят и выплатят до 19 мая, заявила замминистра здравоохранения Татьяна Семенова».
19, во вторник – очередное видеосовещание у президента, посвященное как раз проблеме денег для врачей.
Ну, и еще чуть позже – контрольный в голову от профессионалов: «В Чечне заявили, что вызвавший недовольство Кадырова врач уволился сам».
Две страны
Мое детство прошло в больнице. Звучит трагично, но не стоит спешить сочувствовать, хотя болеть мне, как и всем, тоже доводилось. Просто в большом довольно поселке на самой границе двух обширных русских областей, где жила моя семья, была больница. Целый отдельный мир, добротно, по-крестьянски выстроенные среди березовых рощ дома, в которых располагались приемные покои и палаты для больных. Врачи жили тут же, мама была врачом, сразу за нашим домом начиналось принадлежащее больнице картофельное поле.
Справа – лесок, место наших игр, друзьями моими, естественно, тоже были тогда дети врачей и медсестер, а за полем – кладбище. Тоже, кстати, место игр, извините.
Позже, читая (не особенно удачное) стихотворение Николая Клюева, я поражался тому, как точно обреченный поэт в первой (великолепной) строфе описал карту моего детства:
Есть две страны; одна – Больница,
Другая – Кладбище, меж них
Печальных сосен вереница,
Угрюмых пихт и верб седых!
Пихт у нас правда не было, хотя сосны с вербами были. А пихты заменяла картошка.
Я видел много чужой боли еще в детстве и довольно спокойно научился относиться к смерти, хоть и не уверен, что это особенно полезный навык. И еще видел, как бежит, ковыляя, спотыкаясь, через дорогу старушка, которой мама помогла. Чтобы попытаться поцеловать руку.
Мама стеснялась, конечно, как девочка, да она и была тогда почти девочкой, краснела и руку вырывала. Тогда я и усвоил: врачи – специальные люди, нужные другим людям. Последняя надежда, когда приходит настоящая беда.
