Обсуждали с добрым другом эпохальный пранк Навального.
- Знаешь, – сказал он, – я в «Фейсбуке» у кого-то из борцов за репутацию ФСБ видел совершенно убийственный аргумент в пользу того, что это подделка.
- Какой?
- Навальный назвался Максимом Устиновым, а такого сотрудника в Совете безопасности нет, следовательно…
- Ха. Это не из «Фейсбука». Это официальный комментарий Совбеза. Кажется, для РБК.
- Да? Ну и тем лучше. Чем нелепее они оправдываются, тем лучше. Пусть напишут, что Навальный звонил по телефону, а телефоном обычно пользуются сотрудники западных спецслужб.
Стокгольмский синдром
В среду в Москве судили муниципального депутата Юлию Галямину. Лето 2019-го, когда москвичи пытались отстоять честные выборы, несколько протестных акций, административные дела, переросшие в уголовную «дадинскую» статью… Последней каплей стала уличная встреча с избирателями уже в этом году – Галямина собирала подписи против поправок в Конституцию. Таких преступлений, конечно, прощать нельзя.
Прокурор просил три года колонии, судья дал два года условно, традиционную радость по поводу того, что невиновный человек получил всего лишь условный срок, сразу вынесем за скобки.
Интересны некоторые тезисы, которые озвучил судья Анатолий Беляков (надо запоминать фамилии, надо, государство состоит не только из Путина с Сечиным). В ходе акций, считает Беляков, Галямина преследовала «цель создания реальной угрозы конституционно охраняемым правам и свободам человека, включая право на свободу передвигаться». Проницательный человек. Разумеется. Ради этого все обычно и затевается. С подачи ЦРУ.
Странно, что судья не сказал ни слова про ЦРУ. Тут недоработка. Могут и пожурить старшие товарищи.
Ну, и еще, совсем гениальная мысль, настоящее юридическое открытие: «Несогласованная акция не может считаться мирной».
Как только приговор вступит в силу (будут еще апелляции, которые ничего не изменят), Галямина потеряет свой депутатский мандат и право преподавать – а она вузовский преподаватель. Но цель, которую преследует режим – не в том, чтобы оставить человека без средств к существованию. Цель в том, чтобы лишить потенциального (и вполне перспективного) кандидата возможности участвовать в парламентских выборах. Нам, знаете ли, судимые депутаты не нужны. Мы преступников во власть не пустим.
После приговора читал (вспоминая про стокгольмский синдром) утешительные рассуждения: «они все еще контролируют себя», «предвыборный контекст определяет сравнительно мягкое решение суда», «задача в том, чтобы отсечь оппозицию от выборов, а не в том, чтобы пересажать как можно больше народу».
Все так. И все не совсем так.