Александр Петриков специально для «Кашина»
В августе исполнится год с того дня, как российское государство объявило экстремистской организацией так называемое движение АУЕ*, и сейчас кажется, что это событие год назад никто толком не отрефлексировал, ну и понятно, почему — в сравнении с классическими политическими репрессиями этот эпизод производил скорее анекдотическое впечатление. Достаточно сказать, что никакого движения никогда не существовало в принципе — ни структуры, ни горизонтальных связей, ни вообще каких-либо признаков организации. Но что-то, конечно, было; о диких привычках забайкальских тинейджеров московская пресса писала с начала десятых, и в какой-то момент уже на федеральном начальственном уровне сложилось (никто до сих пор не знает, насколько оно было достоверное) представление о том, что, по крайней мере, в некоторых регионах подростки уже не играя, а вполне всерьез воспроизводят привычки и нравы уголовной среды, собирают силой деньги в «общак», ставят в школьных столовых столы для «опущенных» (а если есть столы — значит, есть и что-то запредельно ужасное, в результате чего кому-то достаются места за этими столами), делают себе татуировки как у воров в законе — в общем, начинают жить уголовной жизнью еще до того, как вырастут и сядут в тюрьму. В какой мере это было серьезно, в какой мере автономно, или за малолетними «авторитетами» стояли авторитеты взрослые — чем больше об АУЕ* писали, тем труднее это было установить, потому что как понять — вот эти школьники собирают свой «общак» и насилуют провинившихся, потому что их этому научил манипулирующий ими урка, или же они узнали о том, что так можно, из выпуска телевизионных новостей, в котором о самом существовании этой субкультуры спорили в Госдуме представители МВД и СК — одно ведомство считало, что проблемы нет, другое — что есть. Дети смотрят и думают — «а это идея». Паблики в соцсетях, криминальные мемы и игры, сам бренд АУЕ* как достояние самой широкой аудитории — все это пришло уже после того, как проблема приобрела медийность, и к имеющейся неопределенности в какой-то момент добавилась уже и размытость границы между реальным малолетним бандитом и благополучным московским школьником, приветствующим таких же благополучных друзей троебуквенной аббревиатурой. Такой, в общем, уже теремок, в котором сосуществуют и мышка-уголовница, и лягушка-мажорка, ну и, как всегда бывает, в августе прошлого года на крышу сел государственный медведь, окончательно все запутавший.
