Андрей Леонов в роли Тевье-молочника в спектакле "Поминальная молитва"

Андрей Леонов в роли Тевье-молочника в спектакле "Поминальная молитва"

lenkom.ru

«Корчащиеся в бессильной злобе израильские "Иваны, не помнящие родства", изображающие победное ликование, всего лишь вновь продемонстрировали неприглядный вид "защитников Украины", сыто сидящих на государственных шеях различных стран».

Эта цитата из открытого письма, которое «Коллектив Московского государственного театра »Ленком Марка Захарова» разместил в «Российской газете» в ответ на отмену гастролей в Израиле, — наверняка самая популярная за последние пару дней в русскоязычном фейсбуке — вызывает в памяти антисемитские пасквили советских времен, их помоечную, как ее назвал филолог Гасан Гусейнов, лексику и, конечно же, знаменитую пародию на нее Александра Галича:

Израильская, — говорю, — военщина

Известна всему свету!

Как мать, — говорю, — и как женщина

Требую их к ответу!

Жаль, что жанр письма позволяет его лишь прочесть, но не услышать в исполнении авторов. А то бы наверняка мы услышали Израиль с ударением на третьем слоге, как говаривали советские антисемиты. Хотя — почему в прошедшем времени, они и теперь говорят.

«… Воодушевление "ленкомовцев" и ожидания тысяч израильтян немедленно стали душить грязные ручонки тех, для кого отсутствие памяти, испытанные методы угроз с националистическим душком и визгливым кликушеством…»

О, этот казенный стиль передовиц «Правды», эта вытащенная из брежневских закромов мерзость! Письмо являет собой столь совершенный образец безумного совкового словоблудия, что цитировать можно все — и сразу понятен диагноз. Коллектив клеймит «тех самых "патриотов", что убежали из ставшей вдруг "любимой Украины", с ее антисемитскими и русофобскими шествиями и лозунгами, открытыми маршами в честь Бандеры и дивизии СС "Галичина", с ее ярыми, национал-фашистскими выступлениями ведущих политиков, героизацией нацизма и открытой многолетней войной против русских на Донбассе. Подобная наивная слепота уже привела к "Холокосту" и Второй Мировой Войне».

Так вот оно что привело. А убежали из Украины, надо понимать, евреи. И «Холокост» в кавычках — намек, что его как будто и не было. В советском публичном пространстве его и правда не существовало. Как и евреев — слово, обозначавшее мою национальность, публично не произносилось, как неприличное.

И кавычки в СССР тоже любили. Как и в Гитлеровской Германии, о чем пишет в книге «Язык Третьего Рейха» Виктор Клемперер. А о роли кавычек в советской пропагандистской прессе упоминала Лидия Чуковская. В «Записках об Анне Ахматовой» она пишет:

«Кавычки, в которых произносились — и печатались! — слова «творчество», «деятельность», «произведение», «авторитет», рябили в глазах, как решетки тюремных окон; стереотипное «с позволения сказать, «творчество»» звучало как «десять лет дальних лагерей без права переписки»; а слово «группа» уж просто как выстрел в затылок».

Не думали мы, что еще раз придется пережить, но прошлое нас догнало.

Однако я не объяснила, в чем, собственно, причина такого возмущения.