Сергей Юрский в роли Роберта Оппенгеймера в фильме "Выбор цели" (1974)

Сергей Юрский в роли Роберта Оппенгеймера в фильме "Выбор цели" (1974)

РИА "Новости"

Темный гостиничный номер. Свет выключен. Мы смотрим изнутри номера на закрытую белую дверь. Она плавно приоткрывается, и в освещенном дверном проеме появляется Сергей Юрьевич Юрский. Он одет в черный смокинг. На шее у него черная бабочка, а на голове эффектная шляпа типа федора, заломленная набок по-американски. Ни на одном советском актере смокинг не смотрелся так элегантно как на Юрском. Из-за приоткрытой двери доносится тихая музыка. Вальс-не вальс, но что-то такое — не разобрать. Юрский на секунду замирает в дверном проеме, подозрительно вглядываясь в темноту, туда, отуда смотрим на него мы, то есть камера. Он артистично сбрасывает штиблеты и пьяно покачиваясь входит в номер. Прикрывает за собой дверь и идет нам навстречу. Музыка неожиданно становится громче, крепнет. Да, это вальс, но очень тревожный. Как раз такой, как Альфред Шнитке умел писать для кино.

Юрский напряженно вглядывается в темноту и одними губами произносит: «Шевалье… Шевалье…» Теперь мы видим неосвещенную комнату его глазами. В темноте ему кажется, что в глубоком кресле у окна сидит человек, и этот человек говорит ему по-французски: «Я не понимаю, почему вы скрываете результаты своей работы от русских. Они же ваши союзники и они воюют как никто».

Вдруг резко вспыхивает свет и освещает профиль Юрского. На черном фоне он выглядит как средневековый портрет. Мы видим, что кресла пусты. Юрский понимающе улыбается и открывает дверь в ванную комнату. Под душем за полупрозрачной занавеской стоит обнаженная женщина. Юрский закрывает дверь, обессилено опускает голову, ждет несколько секунд и снова ее открывает. В ванной никого нет. Ужасно, невыносимо тревожная музыка. Даже не музыка, а какой-то однотонный вой. Юрский подходит к зеркалу и смотрит на свое отражение.

Я, как и большинство моих друзей-ровесников, обожал его с детства. Я и до сих пор считаю его великим актером. Но Юрский — такой актер, что, играя, он как бы постоянно смотрится в зеркало, видит себя в нем и это отражение ему неизменно очень нравится. С годами меня это начало немного раздражать. Впрочем, я хотел рассказать не об этом. Я хотел рассказать о том, что Юрский играет в этом фильме Оппенгеймера, что это советский фильм 1974 года под названием «Выбор цели», что главным героем этого фильма был академик Игорь Курчатов, который возглавлял советский ядерный проект, то есть фактически был советским Оппенгеймером. И что узнал я о том, что такой фильм вообще был на свете, от одного из своих более образованных друзей после того, как посмотрел нашумевшую летнюю премьеру Криса Нолана.

Сразу скажу, что нолановский «Оппенгеймер», несмотря на его несомненные технические достоинства, показался мне чересчур вычурным и громоздким сооружением. Смотреть этот фильм мне было утомительно, и я с трудом досидел до конца. Особенно меня раздражало обилие персонажей. Часть этих имен я смутно помнил, о других вообще никогда не слыхал, и, в любом случае, я с трудом понимал в этом фильме, кто есть кто и что этот кто-есть-кто тут делает. Взять, например, того же Шевалье, про которого шепчет Юрский… В фильме Нолана эта фамилия фигурирует много раз, и вроде бы он даже появляется на экране, но какое участие он принимал во всей этой истории, и кто он такой вообще, я так и не понял.

Зато в советском фильме сразу все ясно: Шевалье — это тот самый человек, которого Оппенгеймер сдал властям за то, что он на хорошем французском языке (с закадровым переводом) предложил ему поделиться результатами своей работы с русскими. Кстати, реальный профессор Шевалье, близкий к коммунистическим кругам писатель, переводчик и приятель Оппенгеймера действительно в 42-м году обращался к нему с интересным предложением. Оппенгеймер предложения не принял, но и друга не сдал, что стало одной из причин его многочисленных неприятностей после войны. Так что советский фильм его, пожалуй, оклеветал. Но это в сторону.

https://www.youtube.com/watch?v=uYPbbksJxIg

Фильм Криса Нолана «Оппенгеймер» вышел на экраны прошедшем летом, заработал миллиард долларов и стал вместе с «Барби» самым освещаемым в медиа и самым обсуждаемым кинособытием последних лет. Фильм режиссера Игоря Таланкина «Выбор цели» вышел на экраны почти 50 лет тому назад и удостоился Большого приза на VIII Всесоюзном кинофестивале в Кишиневе. Не так много осталось уже живых людей, которые помнят, что был когда-то такой фильм. И, наверное, это и правильно. Это, мягко говоря, не киношедевр. Но мне кажется, что на фоне летнего оппенгеймеровского, а, точнее, барбигеймеровского шума, поговорить о нем сейчас было бы интересно.

Я прекрасно понимаю, что сравнивать два фильма, снятые с разницей в полвека, мягко говоря, нелепо. Но я просто рассказываю о разнице в своих зрительских впечатлениях о двух картинах на один и тот же сюжет, которые я посмотрел почти одновременно. Итак, если сравнивать «Выбор цели» с «Оппенгеймером», то вот что прежде всего бросается в глаза.

«Оппенгеймер» — фильм очень сложный по структуре. В нем действует множество исторических персонажей, о которых мне, как зрителю, было мало что известно. В нем пересекаются сразу несколько временных пластов. Поэтому следить за действием мне было очень трудно.

Но структура «Выбора цели» еще сложнее. Этот фильм весь состоит из временных перескоков, внутри которых спрятаны, как в матрешке, другие временные перескоки. При этом вся «заграничная» часть фильма происходит как бы в голове его главного героя, отца советской атомной бомбы, академика Игоря Курчатова. Это что-то вроде его собственной реконструкции событий, развивавшихся в параллельном ему мире. В советском фильме действует, наверное, не меньше исторических персонажей, чем в американском, причем больше половины из них пересекаются с «оппенгеймеровскими». И, при всем при том, «Выбор цели» рассказывает абсолютно внятную историю, за которой мне было легко следить. Поэтому смотреть «Выбор цели» мне было не тяжело и приятно.

В то же время есть в «Выборе цели» какая-то странность. У меня сложилось впечатление, что это кино как будто склеено из двух половинок. Как будто это два разных фильма, написанные по двум разным сценариям. Один — история создания американской атомной бомбы, которая заканчивается бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки, а другой о том, как создавалось советской ядерное оружие. Он заканчивается выступлением Курчатова на съезде КПСС, в котором он призывает всех ядерщиков мира к мирному сотрудничеству. Истории эти разворачиваются параллельно, но стилистически они абсолютно разные. Такое впечатление, что их рассказывают разные люди, которые даже друг с другом не очень знакомы.

Поговорим же о странности «Выбора цели»… И тут в мой рассказ властно вторгается Сол (Соломон) Шульман. Впервые я узнал о нем больше десяти лет назад из передачи Ивана Толстого на «Радио Свобода». Вернее, это был цикл из нескольких передач, в которых Сол Шульман, уроженец Бобруйска, гражданин Австралии, режиссер, писатель, сценарист, путешественник и вообще удивительный человек, рассказывал о своей жизни.

Когда-то, еще при Хрущеве, будучи студентом ВГИКа, Соломон, или Сол, как он стал называть себя еще в СССР, во время практики в Средней Азии снял документальный фильм, который чем-то очень понравился тогдашнему главреду «Известий» Аджубею и даже удостоился сдержанной похвалы тестя Аджубея, Никиты Хрущева. Кажется, в это время происходила какая-то подковерная разборка Хрущева с тогдашним руководством среднеазиатских республик, и кино пришлось генсеку ко двору. Еще про Шульмана: он был первым мужем великой актрисы Татьяны Самойловой. Они были женаты как раз тогда, когда она была в зените своей славы после «Журавлей…». Еще вместе с Владимиром Шнейдеровым он основал «Клуб кинопутешествий». Это был советский Discovery Channel. Чуть ли не единственное окно в мир для советских людей моего поколения. И, наконец, в начале семидесятых годов Шульман написал сценарий фильма о создании советской атомной бомбы. Этот сценарий, по его словам, у него украли писатель Даниил Гранин и режиссер Игорь Таланкин.

Впрочем, Иван Толстой в самом начале передачи предупреждает слушателей о том, что Шульман ненадежный рассказчик: «Включив магнитофон, я … очень скоро почувствовал, что передо мной не просто собеседник с богатым жизненным опытом, — нет, я увидел сказочника, опытного драматурга, приключенческую жилку. Рассказ о прожитой жизни на моих глазах превращался в занимательнейшую сказку». Он так и назвал этот цикл: «Сказки о жизни». Сказки — не сказки, но все то, что я сейчас перечислил, действительно было на самом деле.

Разумеется, за более чем десять лет, которые прошли с той передачи, я все или почти все это забыл, а вспоминать начал, когда заинтересовался фильмом «Выбор цели». Итак, Сол Шульман мечтал снять фильм о рождении советской атомной бомбы. Он не просто был включен в эту тему, он ей бредил. К тому же он дружил с советскими физиками-ядерщиками, которые участвовали в ядерном проекте. Он хорошо знал Петра Капицу, дружил с его сыном Сергеем, ведущим научно-популярной передачи «Очевидное-невероятное», которая была на советском телевидении второй по популярности после «Клуба кинопутешествий». Он общался с академиками Кикоиным, Флеровым, Александровым, Арцимовичем и даже был представлен самому Бруно Пантекорво, выдающемуся ядерному физику, перебежавшему в СССР из США в 1950-м году.

В конце 60-х Роберт Оппенгеймер был, наверное, самым популярным ученым планеты. А вот имена советских создателей бомбы держались в строгой тайне. И этим физикам, жившим всю жизнь под непроницаемым покровом военной секретности, к концу жизни, разумеется, очень хотелось, чтобы мир о них узнал. Чтобы про них рассказали. Так родилось либретто будущего фильма о ядерных физиках.

С этим либретто Шульман пришел на «Мосфильм». Там ему посоветовали взять себе соавтора посолиднее и указали на уже знаменитого тогда Даниила Гранина, прославившегося своими книгами об ученых. Гранин отнесся к идее благосклонно. По словам Шульмана, он взял с Гранина твердое обещание, что по завершению сценария тот настоит на том, чтобы фильм ставил сам Шульман. В написании сценария Гранин, опять-таки по словам Шульмана, участия не принимал, хотя аккуратно читал готовые страницы и что-то советовал.

В конце концов, сценарий будущего фильма был готов. Он назывался «Ядерный век». Но тут на «Мосфильме» встал вопрос о том, что Шульману, в силу его неопытности, нужен сорежиссер. Шульман согласился и на это. Но все кандидатуры знаменитых режиссеров, согласных ставить фильм вместе с Шульманом (а среди них были такие громкие имена, как Григорий Рошаль и Михаил Ромм), как-то быстро отваливались. Возможно, что причиной этого как раз и были эти имена, хотя и громкие, но не слишком благозвучные для русского уха.

Наконец, появился Михаил Калатозов и предложил Шульману роль второго режиссера. Тот отказался. А потом его вызвал к себе Игорь Таланкин, тогдашняя восходящая звезда «Мосфильма» и почти в ультимативной форме потребовал отдать сценарий ему. При этом речь не шла даже о роли второго режиссера. Шульман снова отказался.

Как ни странно, Гранин не только не защитил своего соавтора, но и попросил на «Мосфильме», чтобы договор с ним и с Шульманом расторгли. Так фильма «Ядерный век» не стало, а вместо него буквально через два-три месяца был принят к производству сценарий фильма «Выбор цели» Гранина и Таланкина.

https://www.youtube.com/watch?v=9F4EfSyKgDQ

Отчего-то мне кажется, что Шульману принадлежит в основном первая, «американская» часть сценария, а вторую, советскую, написали талантливые авторы Гранин и Таланкин. Но доказать сейчас уже ничего, конечно, нельзя.

Всю эту историю можно было бы отнести к «сказкам о жизни», как окрестил их Иван Толстой, но вот же, есть решение Гагаринского народного суда г. Москвы от 11 мая 1973 года, вынесенное в связи с иском Шульмана к «Мосфильму». А к решению этому приложена экспертная оценка знаменитых сценаристов Дунского и Фрида, которые безапелляционно называют «Выбор цели» плагиатом. И решение это было вынесено в пользу Шульмана. В результате «Мосфильм» выплатил ему сценарный гонорар, но съемки фильма «Выбор цели» все-равно продолжились. В титрах к новому фильму имени Шульмана так и не значилось. А Гранин потом еще и выпустил киноповесть с тем же названием и под собственным именем. Читать ее, кстати, совершенно невозможно.

Не так давно я писал о культовом советском сериале «Адъютант его превосходительства», а там тоже была очень грязная история с плагиатом. И тоже суд принял решение в пользу настоящего автора сценария. И не то чтобы я в последнее время стал хуже думать о нравах, царящих в советском кинематографе (я никогда о них хорошо не думал), но зато я теперь гораздо лучше думаю о советских судах. Даже странно.

В отличие от «советской» части фильма, на мой взгляд, действительно абсолютно «советской», его американская часть — это замечательное кино, снятое в свободном экспрессионисткам стиле под влиянием французской новой волны. К тому же там есть несколько совсем небольших, но вполне замечательных актерских работ. Помимо Юрского, с которого я начал свой рассказ, это еще и Алла Демидова в роли покончившей с собой любовницы Оппенгеймера, коммунистки Джейн Тэтлок. В нолановском фильме ее играет Флоренс Пью. Она, на мой взгляд, как актриса способна на очень многое, но у Нолана ничем, кроме нелепой постельной сцены, не отметилась. А Алла Демидова на экране всего пару минут. Но ее лицо и как оно меняется, когда Юрский-Оппенгеймер, под хриплое пение Армстронга объявляет ей, что они больше никогда не увидятся, я, пожалуй, не забуду уже никогда.

Совершенно не ожидаешь узнать в Рузвельте Иннокентия Смоктуновского. Удивительно приятно смотреть на Басилашвили в роли главного куратора Оппенгеймера от спецслужб и одновременно главного его мучителя, Бориса Паша. И восхитителен немец Фриц Диц, феноменально сыгравший Гитлера, а заодно и выдающегося немецкого физика-ядерщика Отто Гана. Догадаться, что это один и тот же актер, совершенно невозможно.

Но все это эпизодические персонажи фильма, а говорить придется о двух центральных персонажах фильма, его «советской» части: о Курчатове, и, конечно, о Сталине. Начну с Курчатова. Его в фильме играет Сергей Бондарчук. Так случилось, что Бондарчук когда-то травмировал меня на всю жизнь.

Дело в том, что взрослым, я никогда не смотрел бондарчуковскую экранизацию «Войны и мира». Вероятно, когда -то в довольно раннем детстве, я видел какие-то куски из сериала по телевизору. И ничего оттуда не запомнил, кроме одного: Бондарчука в роли Пьера Безухова. Бондарчуку во время съемок было сорок пять лет, а выглядел он даже старше. И физиономия у него всегда была такая, как бы это сказать, «государственная». За эту государственную физиономию советская власть его так и ценила. Были тогда несколько актеров с мордами идеальных советских руководителей, какими эти руководители хотели бы себя видеть если не в зеркале, то хотя бы в кино.

Сергей Бондарчук в роли Пьера Безухова в своем фильме «Война и мир» (1967)

А «Война и мир» — это такой роман, который когда читаешь, то обязательно разыгрываешь у себя в голове, как фильм. Он, собственно, и писался в то время, когда романы были для людей тем, чем сейчас являются сериалы. И всякий раз, когда я читал и перечитывал «Войну и мир», на месте Пьера я представлял себе этого немолодого потрепанного жизнью крепкого человека с одутловатым брыластым лицом и волевыми вертикальными складками, идущими от носа ко рту. И сколько я не напоминал себе, что Пьеру в начале романа двадцать лет, а в конце тридцать, я ничего не мог с собой поделать. И до сих пор не могу.

В той роли Бондарчука для меня нет ничего смешного. Только непоправимый ущерб, который он нанес моему восприятию величайшего романа всех времен. Зато его роль отца советской атомной бомбы мне сразу показалась комической. Дело в том, что Курчатов в «Выборе цели» совершенно возмутительно похож на царя Ионна Васильевича Грозного — Яковлева из вышедшей за год до этого гайдаевской комедии.

К этому надо добавить, что Бондарчук-Курчатов постоянно размахивает палкой, как царь скипетром. Было ли это сознательной злой шуткой мосфильмовских гримеров, или просто случилось по какой-то лени и недосмотру, трудно сказать. Но факт остается фактом.

Бондарчук в роли Курчатова и Яковлев в роли Ивана Грозного: найдите 10 отличий

Смутно мне видится какая-то связь с возрождающимся в последнее время культом этого царя-изувера с еще более древним культом другого главного персонажа этого фильма. Этот персонаж появляется на экране сразу после титров с названием: «Выбор цели». И дальше — поразительный кадр. Мы видим часть бильярдного стола. Очень небольшую его часть. Тёмно-зелёное бильярдное сукно. Бильярдная луза. Белый шар совсем близко от лузы, но немного наискосок. Непростая цель. Мужская рука на бортике стола. Между средним и указательными пальцами зажата почти докуренная папироса. И вот мы видим эту руку и обшлаг кителя с красной окантовкой. И мы сразу, мгновенно, без всяких вопросов понимаем, кому принадлежит эта рука. Рука медленно ползет вдоль бортика. Ее обладатель обходит стол (а мы по-прежнему видим только ладонь и обшлаг с красной окантовкой). Он останавливается около другой лузы, кладет папиросу на бортик, в кадре появляется кий, замах, и мы видим лицо ТОГО, КТО СЕЙЧАС НАПРАВИТ ШАР В ЛУЗУ. Удар. И Михаил Ульянов в своей обязательной роли Маршала Жукова смущенно отводит глаза. Нет… Не попал… И тут камера переходит на лицо вождя и наши взгляды встречаются… «Ну-ну… я вам этого не забуду», — говорит нам его взгляд. Цель выбрана. В следующий раз он точно попадет.

К 1974-му году, году выхода «Выбора цели», возрожденный культ Сталина, «принявшего Россию с сохой, а оставившего с атомной бомбой» (фальшивая цитата, приписываемая, кажется, Черчиллю), окончательно сложился. Сложился настолько, что стало возможным его очеловечить, приблизить к простым людям. Вместо величественного и суховатого грузина Бухути Закариадзе, главного исполнителя роли вождя народов в партийных эпопеях раннего брежневизма, в «Выборе цели» в этой роли сняли обаятельного тбилисского еврея Якова Трипольского. Вот бы нам обратно такого Сталина, думает простодушный зритель, глядя на этого умного, волевого, все понимающего и, главное, очень человечного харизматика.

«Обкомы партии обеспечат мобилизацию специалистов», — докладывают ему соратники. Но потом эти мужественные и правдолюбивые люди все-таки не выдерживают.

«Товарищ Сталин, — говорят они ему. — Так нельзя! Что мы скажем людям? Мы не можем сразу после конца такой страшной войны, после всех этих неисчислимых народных страданий, лишать людей последнего, отключать города от электричества, чтобы перенаправить его на создание бомбы!». А он внимательно и даже ласково всех слушает и только разводит руками. «А что можно сделать?» А потом вдруг говорит: «Пол-пятого утра уже. Почему вы приуныли? Пойдемте, посмотрим хорошее кино!»

И вот все эти прекрасные люди сидят со Сталиным в кинозале и после бессонной ночи смотрят американский трофейный мюзикл: «Ра-ра-ра ям-пам-пам! Ра-ра-ра ям-пам-пам!» — старается Глен Миллер. А потом под эту музыку наплывают хроникальные кадры Хиросимы. А за ними другая страшная послевоенная хроника. Страшные худые, голодные русские бабы, впрягшись в плуг, пашут высохший бесплодный грунт. Но зато не пройдет и трех лет, как Курчатов сделает Бомбу. «Ра-ра-ра ям-пам-пам! Ра-ра-ра ям-пам-пам!» А еще через 70 лет певец Шаман на праздничном концерте, пританцовывая, с воплем «я русский» сделает вид, что нажимает на волшебную кнопку в черном чемоданчике.

«Выбор цели» интересен тем, что в нем, может быть, впервые в истории отечественного кинематографа должна была заявить о себе новая российская историческая триада: Православие, Сталин, Атомная Бомба. Вот кстати, буквально совсем недавно Патриарх Кирилл объявил, что ядерное оружие создали «по неизреченному божьему промыслу» «под покровом преподобного Серафима Саровского». И в самом деле, ядерный центр, созданный Курчатовым, находится в Сарове.

Я никогда не бывал в Сарове, но мне рассказывали, что там действительно поклоняются Бомбе. И что где-то там стоят ей разные памятники, к которым местные жители водят детишек на поклонение. В фильме про Саров ничего не говорится. Вероятно, эта информация тогда еще была секретной. Но навязчивое присутствие в кадре церковных куполов (и это в 74-м году!), как и еще более навязчивое присутствие Сталина, не оставляет сомнений, что Курчатов и советские ядерщики работали под покровом преподобного Серафима. И Сталина.

В фильме присутствует явная перекличка между атомной бомбой Курчатова и колоколом из «Андрея Рублева» Тарковского. И не случайно главного курчатовского помощника, молодого ученого по имени Федя, играет повзрослевший рублевский Бориска — артист-патриот Николай Бурляев. Атомная бомба вместо колокола. Вот теперь наша святыня.

В роли руководителя советского атомного проекта Зубавина — Георгий Жженов

kinopoisk.ru

В финале фильма есть одна очень двусмысленная сцена. Курчатов сбегает из лаборатории, и пока все его сотрудники, включая его главного чекистского куратора в исполнении Жженова, его дружно ищут, он сидит на лавочке на крутом берегу реки под сенью симпатичной белой церкви за монастырской стеной, и, опираясь на свою неизменную палочку, отдыхает на фоне сусальной красоты окружающей природы. Так сказать, припадает к скрепам.

Рядом на лавочку подсаживаются троица студентов, два мальчика и девочка. Студенты, очевидно, будущие физики, хотя, судя по их болтовне — определенно, троечники. Длинная борода Курчатова в сочетании с церковной оградой наводит их на мысль о том, что Курчатов — священник. Как и положено правильным комсомольцам, они начинают мирно подшучивать над «служителем культа». Курчатов добродушно не возражает, до тех пор, пока за ним не приезжает черный правительственный ЗИС. И тут студенты понимают всю глубину своей ошибки. Но дело в том, что студенты не так уж и не правы. Курчатов и взаправду превратился со временем в служителя и одновременно в святого того самого смертельного культа, который расцвел таким пышным и страшным цветом почти через полвека после создания фильма. Культа, который как бы всех нас в ближайшее время не похоронил.

Начиная с 1947-го года журнал Чикагского университета «Бюллетень учёных-атомщиков» публикует на своей обложке циферблат, на котором стрелки приближаются к полуночи. Это — Часы Судного дня. Этот проект придумали американские ученые-ядерщики, создатели первой атомной бомбы. Кажется, Оппенгеймер был одним из них. Время, оставшееся до полуночи, показывает, как близко на данный момент мир подошел к ядерному самоуничтожению. Решение о переводе стрелок принимает экспертный совет, в который на данный момент входят 18 нобелевских лауреатов.

В начале этого года до полуночи оставалось всего 90 секунд. Так близко стрелки к двенадцати не приближались никогда. Думаю, что в начале следующего года, эти стрелки подойдут еще ближе. Впрочем, до начала следующего года нам всем еще надо дожить.