Настоящий реализм представляет собой в большей мере искусство, нежели науку, где характер политика имеет больше веса, чем его интеллект.
Роберт Каплан
19 июля 1940 года, через месяц после победоносной кампании во Франции, Гитлер выступил с программной речью в Рейхстаге, обращенной не столько к немцам, сколько к англичанам: «Мое положение позволяет мне обратиться с таким призывом, ибо я не побежденный, выпрашивающий милости, а победитель, говорящий с позиций разума и здравого смысла… Я не вижу причин, по которым эта война должна продолжаться. Мне было бы печально видеть жертвы, которых она потребует». Это было недвусмысленное предложение мира на выгодных условиях.
На следующий день диктор Би-би-си напрямую ответил фюреру: «Позвольте вам сказать, что мы думаем здесь, в Великобритании, об этом обращении… Герр фюрер, мы швыряем его обратно прямо в ваш зловонный рот!»
«Немцы отказывались верить своим ушам, – пишет в “Берлинских дневниках” американский журналист Уильям Ширер. – “Вы что-нибудь понимаете? – кричал мне один из них. – Вы в состоянии понять этих английских дураков? Теперь отклонить мир? Да они просто с ума сошли!”»
Он мог бы говорить и в единственном числе – с ума сошел. Все бы поняли, о ком речь.
Кто станет британским Петеном?
Периоду между разгромом Франции и началом Битвы за Англию Черчилль посвятил в своих мемуарах короткую и, в общем, малосодержательную главу. Многие так и остались уверены, что тут и рассказывать не о чем. «Как же счастлива и сильна Англия, где противники жмут друг другу руки и братски объединяют усилия в интересах родины, оказавшейся под угрозой, когда время дискуссий и полемики прошло», – завистливо писал в послевоенных мемуарах француз Жорж Бонне. Ах, если бы! На самом деле эти июнь с июлем и были временем главной полемики.
Уинстон Черчилль стал премьер-министром 10 мая 1940 года потому, что британский истеблишмент счел его наиболее подходящим лидером кабинета для войны. Его предшественник Нэвилл Чемберлен был отличным главой правительства в мирное время, сейчас требовался премьер-воин. Но при этом главные творцы политики умиротворения – Чемберлен и Галифакс – вошли не только в правительство, но и в узкий Военный кабинет, состоявший из пяти членов и принимавший ключевые решения. Чемберлен оставался лордом-канцлером (по факту, заместителем премьера) и лидером правящей Консервативной партии. Галифакс сохранил пост главы Форин-офиса, в готовности возобновить контакты с Берлином, если у Уинстона что-то пойдет не так. А «не так» все пошло с самого начала.