Патриарх Московский и всея Руси Кирилл и председатель Госдумы Вячеслав Володин
State Duma Russia/Global Look Press
У христианства в принципе трудная судьба, — всякая власть старалась найти в нем оправдание собственным действиям, но в России судьба христиан еще горше: то их запрещали, то им внушали, что всякая власть угодна Богу. Сейчас, во время войны, российские православные, да и не только они, и даже не только верующие, оказались перед трудным выбором. Как относиться к тому, что церковные верхи оправдывают действия властей цитатами из Библии? Что говорит христианство о коллективной ответственности? Где выход для воцерковленного человека, если он против войны, а батюшка в церкви предлагает помолиться за победу российского оружия? На эти непростые вопросы мы попросили ответить известного библеиста, филолога из Вильнюсского университета Андрея Десницкого.
— В последнее время в России часто цитируют Священное Писание — Библию и Евангелие, чтобы оправдать собственные взгляды и поступки. Кому-то нравится цитировать слова о том, что, воевать — это правильно, нужно бороться с врагом. Кому-то нравится цитировать притчу о Содоме и Гоморре — вот, мол, почему мы запрещаем гей-парады и «пропаганду гомосексуализма». Кто-то цитирует шестую заповедь — «Не убий», а значит, воевать нельзя. Какой-то противоречивый набор правил получается. А что об этом говорит современная библеистика?
— Современная библеистика чего только не говорит. Она не едина и внутри себя, но это вообще отдельный разговор. Что касается вашего вопроса: поскольку Библия — это действительно Священное Писание, то, как всегда, такие книги каждый использует в своих интересах. И точно так же, как можно взять и выбрать из наследия Пушкина, Шекспира, Гете и любого почитаемого автора те цитаты, которые подходят в данный момент, так же можно поступить и со Священным Писанием.
Но интересно, что те, кто настаивает на священных войнах, на преследовании людей нетрадиционной ориентации, Библию читали, но где-то до книги Иисуса Навина, может быть, совсем немного дальше. То есть они берут самые древние пласты [Священного Писания] и возводят их в абсолют. Для этих людей Евангелия не было в принципе. Понятно, что если человек (даже необязательно христианской конфессии, он может принадлежать и к иудаизму, но к иудаизму, извините меня, не двух-трехтысячелетней давности, а к иудаизму современному) прошел через традиции толкования этих текстов, то он не будет эти древние пласты воспринимать как прямое указание. Но если воспринимать, как прямое указание — давайте, вперед: за прелюбодеяние положено побиение камнями. Давайте будем казнить людей, которые вступают в сексуальные отношения вне брака. А ведь это тоже в Библии есть. Но, мне кажется, сегодня нигде, кроме Саудовской Аравии, такой подход никому в голову не приходит.
— Есть, кстати, еще такая мысль: так как Иисус заключил Новый Завет, то есть новый закон Бога, то Старый Завет уже недействителен, как недействительна старая конституция, когда приняли новую. Насколько верен, с вашей точки зрения, такой взгляд?
— Я не собираюсь пасти народы и говорить им, какой Завет действителен, а какой нет, но, конечно, такой взгляд в христианстве был всегда и остается до сих пор очень сильным течением. Его когда-то называли маркионитством, по имени богослова Маркиона, утверждавшего, что Ветхий Завет — это про другого бога и к христианам он не имеет никакого отношения. Но в церкви это учение давно было объявлено ересью, и радикальной такой, настоящей ересью. А если отвлечься от слова «ересь», то, не глядя на Ветхий Завет, из Нового Завета очень мало что можно понять. Что произошло на Голгофе, например? Это же жертва, все говорят, что это жертва. А что такое жертва? Откуда это понятие? Оно из Ветхого Завета, где принесение жертвы — это основная форма восстановления и поддержания отношений между Богом и человеком, причем форма, предписанная Богом.
— Но вот недавно в РПЦ было объявлено, что пацифизм — это грех. Я не буду спрашивать даже, что происходит в РПЦ, с этим, в общем, уже, наверное, все понятно. Но насколько РПЦ все еще, скажем прямо, в традициях христианства?
