Евгений Ройзман: «В Кремле быстро поняли, что Прохоров – фигура неподконтрольная»

Упоминание бывшей судимости уральского предпринимателя и борца с наркотиками Евгения Ройзмана – кульминация любой избирательной кампании с его участием. В 2007 году из-за этого закончились отношения политика со «Справедливой Россией» Сергея Миронова, в сентябре 2011-го, через несколько месяцев после старта, – с партией «Правое дело» Михаила Прохорова. О разнице между Прохоровым и Мироновым, о тайных планах Кремля и амбициях разных его «башен» Ройзман, с 2013 года занимающий пост мэра Екатеринбурга, рассказал в интервью Slon Magazine. Эта статья – часть нашего проекта «Правые без дела», приуроченного к старту нового электорального цикла в России.

– Ваш последний партийный опыт перед «Правым делом» – «Справедливая Россия». Это очень разные идеологически партии.

– Я ведь не приходил в «Правое дело» из «Справедливой России». Отношения с этой партией у меня закончились в 2007 году. Четыре года, c 2003-го, я провел в Думе как одномандатник, а потом выборы по округам отменили, и я стал думать, с какой партией идти дальше. Есть ведь разные флаги, красные, коричневые, я старался выбрать самый незапятнанный.

– И пришли к Сергею Миронову?

– Да, в то время у Миронова была Партия жизни, которая набирала 0,02%, и Миронов меня пригласил именно в нее. Эту партию мы качнули всерьез, по-настоящему, с ней стали считаться, она стала вполне силой, потом ее соединили с пенсионерами, с «Родиной», и появилась «Справедливая Россия». «Справедливая Россия» тоже набрала вес довольно быстро. Стала не просто конкурировать с «Единой Россией», а обгонять ее. Например, в августе 2007-го делались замеры по Свердловской области: у «Единой России» – 31%, а у «Справедливой» – 28%; в Кремле, конечно, схватились за головы. Со мной стали вести переговоры, чтобы я отошел в сторону и не портил статистику.

– Вас пытались убрать или сманить в «Единую Россию»?

– И то и другое. На меня давили со всех сторон, и последний, самый сложный разговор был у меня в администрации президента с представителем президента в Государственной думе – Александром Косопкиным (погиб в 2009 году при крушении вертолета, во время охоты. – Slon Magazine). Он на самом деле нормальный дядька, работал машинистом в Златоусте, выиграл у какого-то партийного начальника выборы, остался в Думе, а потом ушел на эту работу. У меня с ним были личные, добрые отношения. И он меня стал склонять: «Откажись от Миронова. Вот тебе предложение: ты вступаешь в “Единую Россию”, получаешь гарантию прохождения в Думу на 2007–2011 годы, тебе выделяется финансирование на борьбу с наркотиками, и ты борешься с ними под флагом “Единой России”». Все. Я это предложение не принял, говорю: «Я не могу, Миронову пообещал, я слово дал». Косопкин посмотрел на меня с недоумением и спросил: «Ты что, дурак, что ли? Он тебя кинет, твой Миронов». Я говорю: «Так это он меня кинет, а вы мне предлагаете». Косопкин тогда: «Ну что ж, Женя, все, переговоры закончены». Я вздохнул: закончены и закончены, не я же просился к вам на переговоры. И ушел.

– С Мироновым вы расстались после этого довольно быстро. Он дал вам понять, что надо уходить?

– Да, этот разговор с Косопкиным был за несколько дней до разговора с Мироновым. Он меня приглашает поговорить: «Женя, ты знаешь, вот так на меня давили-давили, я не могу тебя в список поставить». Я говорю: «Чего давили? Повидло полезло, так давили? Все понятно, хорошо, а людям-то я что скажу?» Он говорит: «Ты что-нибудь придумай». Я засмеялся, говорю: «За меня голосуют потому, что я ничего не придумываю, вы придумывайте». И все. Там еще Левичев сыграл роль, тоже была такая фигура, очень гнилой дядька (Николай Левичев – нынешний председатель партии «Справедливая Россия», на тот момент – руководитель фракции «СР» в Думе. – Slon Magazine). И все, на этом история моя с Мироновым закончилась.

– То есть именно тогда, по сути, испортились ваши отношения с Владиславом Сурковым, который отвечал за политику в Администрации президента? Вы понимали, что это он стоит за Косопкиным и не любит, когда ему отказывают.

– Конечно, понимал. Вполне возможно, что отношение ко мне со стороны Суркова тогда и сложилось. Кремль не часто в такую ситуацию попадал – когда предложения делаются, а договориться не получается. После этого у меня началась веселая жизнь со всех сторон, полетели дела уголовные, обычная история. Срок моих полномочий в Государственной думе закончился, я вернулся в Екатеринбург и вгрузился в работу по-настоящему, по реабилитации [в фонде «Город без наркотиков»].

– И выпали на четыре года из политического процесса.

– Понимаете, я человек свободный. Если мне что-то не нравится, я могу себе позволить обходиться минимумом, жить своей жизнью. Когда я попал в некий вакуум политический, я в общем и не считал, что это вакуум. Работы море, работа интересная, результаты серьезные, мы практически задушили наркоторговцев в городе, работали с ФСБ, с транспортниками, с Госнаркоконтролем, у нас многое получалось по профилактике, по реабилитации. У меня тогда на реабилитации было больше трехсот человек, тысяча операций в год, всерьез все. Я написал в 2008 году книгу, потом еще одну книгу, и все, жил себе и жил.

И вдруг в 2011 году, то есть через четыре года, позвонил мне [тележурналист] Саша Любимов и говорит: «Прохоров хочет поговорить». Я спрашиваю: «Что он собой представляет?» Саша говорит: «Совершенно нормальный парняга, разговаривай с ним просто, как со мной». Позвонил Прохоров, мы встретились.

– О чем вы тогда договорились?

– Я его сразу предупредил: я привык работать хорошо, не халтурить, и если мы раскрутимся, это опять никому не понравится наверху. Придут и скажут: убирай Ройзмана из списка. И Прохоров сказал: если так, вместе уйдем. Я согласился – возрастной запас у меня был большой, мощность достаточная, то есть мне было интересно, ну и тесно в городе – он мне в плечах жмет в таких ситуациях. Но с «Правым делом» все произошло еще стремительнее, чем обычно, потому что довольно быстро стало понятно, что мы набираем, что мы способны прийти в Думу с первого захода, ряд мандатов взять. Произошло то, что произошло, и мы ушли.

– Да, партию у Прохорова отобрали. Вы были ключевым элементом конфликта? Кремль начал давить на Прохорова, чтобы тот убрал вас из списка, Прохоров не убрал, последовали санкции. Или это было видимостью, а причина – в другом?