Митинг «Анти-"Брекзит"». Фото: Simon Dawson / Reuters
23 июня 2016 года граждане Великобритании проголосовали на референдуме за выход из Европейского союза. Казалось, перспективы ясны: решение принято, должно быть исполнено, и жизнь отдельно от формальных европейских структур – при всех ожидаемых издержках – так или иначе через какое-то время наладится.
Прошло без малого два с половиной года – и вот 25 ноября на специальном саммите в Брюсселе лидеры 27 европейских стран единогласно одобрили проект Соглашения о выходе. С учетом того, что ранее это соглашение было одобрено и британским кабинетом министров, последующая его конвертация в легитимный международный договор должна, по идее, быть делом техники: в декабре соглашение должно пройти через британский парламент, затем – голосование в европейском парламенте (в обоих случаях достаточно простого большинства голосов), после чего последний штамп поставит Совет Европы (здесь необходимо получить согласие как минимум 20 стран с населением не менее 65% от всего населения ЕС). После чего 29 марта 2019 года начнется переходный период, который должен завершиться в конце 2020 года.
Процесс переходит в практическую плоскость? Как бы не так! Не то что радости не наблюдается – практически никто, кроме премьер-министра Терезы Мэй (лично продавившей соглашение) и ее не слишком многочисленных сторонников, не представляет, что же произойдет в ближайшем будущем. Ясность есть разве что в том, что соглашение не нравится практически никому – ни сторонникам Брекзита, ни его противникам, ни нейтральным наблюдателям. Его в сильных выражениях осудили все оппозиционные партии и значительная часть правящей парламентской партии консерваторов.
К политикам присоединились многочисленные эксперты и журналисты. И население не в восторге: оперативные опросы общественного мнения показали, что одобрительно относятся к соглашению около 20% населения. И среди сторонников Брекзита (22%), и среди его противников – «римейнеров» (20%).
Никаких перспектив одобрения соглашения в британской палате общин не просматривается. Что дальше, ответа нет ни у кого. Разве что можно констатировать: страна вползла в беспрецедентный политический кризис, которого, по разным оценкам, здесь не видывали то ли с предтэтчеровских времен (когда Британию называли «больным человеком Европы»), то ли даже со времен Суэцкого кризиса.
Некоторые надежды на разрешение кризиса есть. Но пока что в воздухе стоит всеобщий стон: как же так получилось, что после двух с лишним лет подготовки к одобренному народом судьбоносному событию страна оказалась в состоянии полной неопределенности?
