«Умирать мы умели, но водить войска, за малыми исключениями, — нет».
Генерал Епанчин о войне с турками 1828–1829 годов
Смоленское сражение, датируемое 10 июля — 10 сентября 1941 года, — из тех немногих, что допускают полярные трактовки. Его можно подать как тяжкое поражение Красной армии, предопределившее еще более чудовищные катастрофы под Киевом и Вязьмой. А можно — как первую трудную (полу)победу над вермахтом, как фундамент той стены, о которую в итоге разобьется под Москвой план «Барбаросса».
Картина гигантской мясорубки
Советская историография исповедовала второй — оптимистичный — вариант описания, делая упор на эпизоды массового и индивидуального героизма, по возможности затушевывая общую картину и упирая на мнимое численное превосходство немцев. На самом деле Западный фронт и противостоящая ему немецкая группа армий «Центр» изначально располагали примерно равными силами — 66 на 62 дивизии, при этом наша Ставка за два месяца бросила на это направление еще 59 дивизий. По идее, именно здесь, а не под Москвой должен был начаться коренной перелом в Великой Отечественной. Но события развивались совсем иначе.
Пока немецкая пехота добивала окруженные под Минском приграничные корпуса, вырвавшиеся вперед подвижные части вермахта с поразительной легкостью прорвали фронт пяти советских армий, попытавшихся выстроить оборону по Западной Двине и Днепру, и захватили Смоленск. Причем 16-я, 20-я и часть 19-й армии оказались в кольце севернее города.
Советские контратаки немцы не только успешно отбили, но и окружили при этом 28-ю армию. Она погибла вместе со своим командармом генералом Качаловым в районе Рославля.
Затем, перейдя 30 июля к обороне под Смоленском, немцы наносят удары на флангах ГА «Центр». 3-я танковая группа громит нашу 22-ю армию, теряющую половину личного состава и почти все вооружение в мешке под Великими Луками. 2-я ТГр Гудериана, разбив Брянский фронт, устремляется на юг, во фланг и тыл Юго-Западному фронту. В итоге и он попадает в окружение, из которого выходит не более 10% личного состава, а Киевский котел становится вторым по масштабу в истории войн.
Все это происходит под аккомпанемент яростных советских контрударов, результаты которых оказываются весьма скромны. 19-й армии генерала Конева удается разбить 161-ю немецкую пехотную дивизию (она теряет 3822 человека) и серьезно потрепать 14-ю моторизованную. Обе будут выведены в тыл на восстановление и вернутся на фронт только в 20-х числах октября, не успев к началу операции «Тайфун» — генерального наступления на Москву.
В актив Красной армии можно записать и эффектный удар группы Рокоссовского, пробившего коридор к окруженным под Смоленском армиям. Именно благодаря этому те хоть и с тяжелыми потерями, но сумели вырваться из котла.
Куда менее однозначно смотрится самый распиаренный в советское время эпизод Смоленского сражения — Ельнинская операция. Да, Резервный фронт под командованием Жукова заставил немцев «впервые во Второй мировой» отступить и сдать крупный город — Ельню. Но задачу куда более насущную — сесть «на хвост» Гудериану, не позволяя ему уйти на юг замыкать Киевский котел, не удалось решить и Жукову. Ельнинский успех сильно тускнел на фоне катастрофы на Украине, а также провалившегося сентябрьского наступления Западного фронта — самой масштабной попытки Ставки перехватить инициативу с начала войны.
Если добавить к этой картине соотношение потерь в Смоленском сражении — 760 тысяч человек у нас (из них 486 тысяч безвозвратные — убитые, пленные, пропавшие без вести) против 115 тысяч у немцев, то ситуация, казалось бы, выглядит совсем уж безрадостно.