Алена Лазуткина и шпиц Монстр в Берлине

Алена Лазуткина и шпиц Монстр в Берлине

Константин Кропоткин

Белый ежик волос, очки в черной оправе, сложного темного цвета комбинезон с лиловыми отворотами. На комбинезоне два значка, — два флага, радужный и украинский. Но главное — голос. Вот первое, что обращает на себя особое внимание. Ярких, фотогеничных, необычно одетых людей в Берлине довольно много, а такие голоса встречаются редко — и не только в Берлине. В Украине 35-летняя Алена Лазуткина известна как «книжный продюсер» и зоозащитница. Недавно спасла льва. Увезла в Европу от войны.

На встречу пришла с Монстром. Так зовут огненно-рыжего шпица. Его, а, вернее, ее, Алена тоже спасла, — от нерадивой хозяйки, которая попросила взять ненадолго, на передержку, но назад собаку не получила. У Алены — твердое правило: за плохой уход люди наказываются отлучением от животного.

«Когда она ко мне попала, то выглядела очень странно, — Алена запускает пальцы в пушистых мех Монстра, — Ее недокармливали, за ней не следили. Теперь это мое чудо, которое ходит за мной везде «хвостиком»».

«Монстр» — идеальная собака для интервью. Не лает, смотрит вдумчиво, позволяет себя гладить и чужакам, чем настраивает на нужный лад. Алена, как ты узнала о вторжении российских войск в Украину?

«Я вообще войну проспала, — отвечает она, — Потом мы с любимой проснулись от звонка подруги: «Ну, что? Вы куда? Война началась». «В смысле?». И давай шурудить по всем гаджетам: да, действительно, на нас наступают. Я как организатор привыкла в критических ситуациях не сопли пускать, а действовать. В первый же день, за пару часов я собрала всех женщин-подружек, — тех, кто живет один. Мы собрались в большой квартире. Первый день провели там, спускаясь в бомбоубежище. Потом я подумала, что это глупо, и сама оборудовала бомбоубежище — там не хватало только телевизора».

Для укрытия использовали парковку недостроенного здания — около пятисот квадратных метров в центре Киева. Алена продолжает:

«А потом мы начали бухать и со всеми знакомиться. Первые пару дней все происходящее не воспринималось серьезно. «Творожным» я называла «тревожный чемоданчик» (комплект вещей, заранее собранный на случай экстренной ситуации, — прим.КК). И вот пока мы собирали «творожные чемоданчики» в округе, это было достаточно… Ну, «весело» в таком контексте плохо использовать, но нескучно, нестрашно».

Любимый Киев в первые месяцы войны Алена запомнила как место абсолютной, всеобщей солидарности: прийти на помощь мог любой, и любой мог рассчитывать на поддержку.

Показателен для нее случай с одним бездомным:

«Мне для одной бабушки нужны были лекарства, я стояла в огромной очереди в аптеку. И как раз разговорилась с бомжом. Он такой: «Мы идем за сигаретами». Я говорю: «Блин, чувак, пожалуйста, купи мне сигарет. Я не могу отсюда отойти». А у меня нет денег мельче двухсот гривен, при том, что пачка сигарет стоит пятьдесят. Даю ему деньги, он уходит вместе с алкогольной внешности женщиной. Я думаю: «Вот, блин, дура, кому ты дала двести гривен?». Проходит минут сорок — час, он возвращается: «Мы обошли пять магазинов, нет сигарет!» — и отдает мне двухсотку. Я к тому моменту уже разменяла деньги, вручаю ему сотку и говорю: «Просто, чувак, тебе спасибо. Это честно заработанная сотка».

Всю серьезность происходящего она осознала, когда увидела безумный страх в глазах своей возлюбленной, — та понимала, с чем имеет дело. В 2014 году, во время смуты, начатой российскими авантюристами, подруга Алены была вынуждена спешно покинуть родной Донецк.

«На третий день мы приняли решение, что она с друзьями уезжает в Берлин. Почему туда? Мы планировали переезд в Германию через пару лет, — уже присматривались к этой стране, к этому городу. И когда встал вопрос «куда», то было решено: «Давай сразу в Берлин».

Сама Алена не хотела покидать Киев вот так: в страхе. Человек, очевидно, не только предприимчивый, но и сильный, она решила побороться. «Не хочу оставлять свою страну в такой момент», — это ее объяснение.

«Я создала благотворительную организацию, которую назвала «Людишки и хвостики». Людей я не так люблю, как хвостики. Потом это все превратилось в «Люди и хвостики». В пиковый период, — в первый, второй, третий месяц войны мы тысячами кормили животных в Киеве и в окрестностях. У меня были выходы на гуманитарные грузы. Мы составляли продуктовые пакеты. Где-то на третий месяц у меня была организация с 50 волонтерами».

С согласия украинских военных Алена и ее единомышленники ездили по опустевшим частным домам, чтобы кормить животных. Начав с собак и кошек, довольно скоро зооволонтеры были вынуждены расширить «сферу влияния».

«Многие люди под Киевом держали в качестве домашних животных экзотических зверей: тигров, львов, медведей. На первый-второй день войны люди поуезжали, побросали все, думая, что на пару дней. И о животных стали узнавать другие: например, через неделю ты слышишь, как у соседей воет тигр. Под Киевом есть «Приют для диких животных Натальи Поповой». Вначале она специализировалась на лошадях, но во время войны стало понятно, что будет много разных животных. Она переорганизовалась в передержку для животных. Ее задача: привести животное в порядок и отправить в Европу».

Эвакуировали медведей, львов, тигров. Алена не может скрыть печали, рассказывая о судьбе тигрицы Шани, которой не повезло буквально с рождения. Ее в неволе содержал под Киевом некий бизнесмен. Квалифицированного ухода не было, тигрица, выросшая на кошачьем корме, страдала от рахита, а позднее лечение было уже невозможно: началась война, животное осталось без лекарств.

«Мне звонят и говорят: «Не хочешь тигра спасти?». Я говорю: «Аск! Конечно, хочу! Какой тупой вопрос!». Вот только тигра в моей биографии не хватало, — а далее Алена говорит уже серьезно, — Было принято решение направить ее в лечебницу в Польшу. Мы ее транспортировали. Моей задачей было перевезти животное в пределах Киева. Но к сожалению, ее пришлось усыпить, когда она приехала в Польшу, — сложный переезд, нужно было вкалывать сложные медикаменты».

Алена была среди тех, кто спасал животных из зоопарка «Ясногородка». В так называемом «семейном экопарке» до войны содержалось около пятисот зверей, а после освобождения этой территории осталось едва ли больше двухсот. Удалось сохранить жизнь нескольким верблюдам, десятку крупных рогатых животных. Алена продолжает:

«А еще мы спасали северных оленей, которые пришли к одной бабушке. Россияне долбанули какую-то стенку «экопарка», олени и ушли. И вот директору «экопарка» звонит бабушка и говорит: «По-моему у меня на огороде ваши олени пасутся». И мы ездили их спасать. Сначала приехали без усыпляющего средства. Словили только одного, а остальные как начали прыгать. Мы только его в угол загоняем, а он — через двухметровый забор. Короче, два раза мы за оленями ездили».

Нелегко было и с сурикатами, юркими пустынными млекопитающими, которые, сбежав из неволи, обосновались в разрушенном доме: поймали только четырех из шести, — сейчас они в безопасности. Куда меньше повезло обезьянам, рептилиям, экзотическим птицам. Те умерли от голода и холода, — сотрудники зоопарка не могли к ним попасть из-за обстрелов.

К концу второго месяца военных действий Алена уже понимала, на что способна российская армия. Она рассказывает, что оккупанты расстреливали беззащитных животных в зоопарке — устроили себе сафари. По воспоминаниям очевидцев, зоопарк после ухода русских напоминал об апокалипсисе: целое поле, усеянное телами убитых страусов. Последней каплей же для Алены стала поездка в Бучу:

«Это был второй или третий день деоккупации. Трупы вроде убрали, но остались ботиночки с ножками. И я поняла: все, хватит».

Для отъезда из Украины был и вполне весомый повод. Алену попросили довезти до зоопарка в Познани льва по кличке Руру. Прежде он сидел взаперти в коровнике в Гостомеле. Спасателям о его существовании было известно, — еще три года назад активисты из организации URSA пытались вызволить хищника, но хозяин («полубандитик», по определению Алены) перешел к угрозам, и пришлось отступить. Ситуация изменилась с началом войны. Хозяин льва был контужен, и зоозащитники предприняли еще одну попытку спасти зверя.

«На этот раз мы были мудрее, — объясняет Алена, — Мы спрятали его под Киевом, пару недель приводили в порядок. И я собралась уехать в Европу (был 50-й день войны). И я загрузила в тентовую машину, в «пятитонник» четырех кошек, четырех собак и льва с вещами. И мы поехали».

***

На вопрос, сложно ли эвакуировать льва, Алена сначала отвечает коротко и нецензурно. А затем поясняет: в ожидании разрешения они простояли на на украинско-польской границе 18 часов.

«Для вывоза мы сделали документы, что лев неизвестный: когда деоккупировали Гостомель, то мы случайно нашли льва. Понятно, что всю предысторию никто не освещал. Нам очень сильно содействовала Польша — директор зоопарка в Познани готовила документы. А лев — это животное категории «А»: опасное, ест мясо, огромное. И на него нужно специальное разрешение главврача Польши. Он не давал нам это хреново разрешение 12–15 часов. Но мы его «достали»: ему звонили журналисты из Украины, из Польши. Ему из Америки звонили: почему вы не пропускаете льва?»

Само ожидание в пересказе Алены звучит как комедия: в машине вот-вот может отойти от снотворного лев, а снаружи, на специальном участке границы, предназначенном для транспортировки животных, гуляют лошади, расположились три десятка сенбернаров из Мариуполя, мирно пасутся пони.

«18 часов нас продержали, — могло быть и дольше, но спасибо дальнобойщикам, которых я львом очаровала. Я не знаю, сколько раз я его показывала. Там же очереди на три-четыре часа, и я бегала-просила: «Ребята, пропустите, пожалуйста, у меня лев. Идемте, я вам покажу, а вы меня пропускаете». Они: «А сфоткаться можно?». Короче, у меня лев был как пропуск».

Перевозка льва Руру через границу

Личный архив Алены Лазуткиной

Под давлением прессы и зоозащитников польские власти выдали-таки разрешение на ввоз льва. Путь от Киева до Познани занял два с половиной дня, — куда больше, чем нужно. Действия снотворного не хватило. Руру проснулся на полпути, но, как с умилением вспоминает Алена, хлопот не доставил.

«Самое веселое было — его поить. Клетка же, как ему дать воды? Слава богу, он оказался милашкой. Единственное хорошее, что сделал его хозяин, — приучил к людям, социализировал животное. Лев дал себя потрогать, полапать. Поить его пришлось, держа миску в клетке. То есть я держала в клетке миску, а подружка лила воду из пятилитрового бутыля».

Детали этого переезда не канут в Лету. Вместе с Аленой в машине, полной зверей, в путь отправились кинематографисты, — они снимали путешествие со львом для стриминговой платформы Netflix. Сейчас Руру в безопасности в Польше, за ним наконец-то ухаживают специалисты, его одиссея, скорей всего, завершена.

Слушая Алену, а вернее то, как люди способны обращаться с животными, хочется задать ей еще и такой вопрос: а может, звери куда больше людей заслуживают уважения?

Алена подтверждает: звери честнее людей.

***

«Мой отец был первым миллионером в Украине, сделавшим состояние на книжной торговле, — рассказывает она, — Я же рано приняла решение, что буду строить немного другое. Я работаю с четырнадцати лет — тогда писала дипломы для студентов. Летом подрабатывала в книжном магазине продавцом. Я привыкла сама зарабатывать».

Она, маркетолог по образованию, сама придумала себе профессию. Человек, по собственным словам, неусидчивый, Алена привыкла постоянно менять сферу деятельности, с азартом браться за что-то новое. В начале года, то есть незадолго до вторжения российских войск в Украину, она сделала выставку «Кънига» : 35 объектов на тему «Книги и искусство»: книга, сделанная из металлических листов; книга пустая, где нет ни букв, ни иллюстраций; книга керамическая.

https://www.youtube.com/watch?v=T87IwLkMDg4

Алена увлекается литографией — это разновидность печатной графики. Занятие, которое сделало ее известной на всю Украину, называется «книжный продюсер» . Сама себя так назвала. «Это человек, который может сделать в книжках все, — объясняет Алена, — Я придумываю книжки, вместе с людьми я пишу книжки, я анализирую уже созданные книжки, я решаю вопросы с издательствами, выполняю ряд функций литагента. Я и сама издатель».

Например, под ее патронажем выпустила два бестселлера Тамрико Шоли. «Внутри мужчины» и «Внутри женщины» — два сборника личных историй: «Именно с ней мы изменили мнение, что молодой автор не может зарабатывать на книжках. Не я первая была ее издателем, но я стала самым громким ее книжным продюсером». Вместе с Александром Меламудом она выпустила сборник эротической поэзии, из чего выросло новое оригинальное начинание: «Взрослые чтения от книжного продюсера». Таких вечеров было уже девять. Алена поясняет:

«Я собираю публичных людей с эротическими голосами. Они читают эротическую прозу и поэзию. Один раз я сама читала про секс Гарри Поттера с Драко Малфоем. Публике «не зашло». Моя публика — в основном «натуралы». Про геев нет, а секс двух девочек любят все».

Алена уверена: украинский книжный бизнес в меньшей степени консервативен, нежели российский. Во всяком случае, государство там ЛГБТ-литературу запрещать не пытается, напротив, готово заниматься квир-просвещением.

В прошлом году стало известно, что министерство культуры Украины закупило для детских и школьных библиотек комиксы о принцессах-лесбиянках. Блюстители нравов из числа консерваторов были возмущены, что отлично сказалось на продажах. Книга «Принцесса+принцесса» новозеландской писательницы Кейти О´Нилл допечатывалась трижды.

Украина — страна свободная, в этом Алена не сомневается. Тому пример — она сама.

Фото из личного архива Алены Лазуткиной

***

Алена считает, что все люди бисексуальны. Себя она, во всяком случае, обозначает именно так, и, как подчеркивает никогда не видела в том проблемы. Родители, люди западных взглядов, всегда были на ее стороне. Алена со смехом вспоминает, как отец подарил ей на 16-летие стриптизершу.

«Меня, моих друзей и мою — на тот момент — девочку папа пригласил в подпольный клуб. Якобы на мужской стриптиз, который оказался женским. Он спросил, правильно ли все понимает. Я сказала, да. И оказалось, что мы приехали в бордель. Он предложил мне выбрать любую стриптизершу. Мы поржали, я сказала: «Спасибо, папа». Мы потанцевали с ним под чудесную, мою любимую «Лунную сонату» и на этом закончили».

Звучит, как и все в ее случае, оптимистично, но если говорить о фактах, то все было не так уж безоблачно. Алена признает, что в школе пережила гомофобию. Если учителя и однокашники были за нее горой, то директор школы недвусмысленно выражала свое недовольство необычной ученицей:

«Поскольку мои родители относились к этому иначе, то это, скорее, первые уроки жизни. Я все носила как мальчик, ходила с галстуками (у меня целая коллекция галстуков). Ходила в деловых костюмах, как очень люблю. И у меня были постоянные конфликты с директором школы, а учителя меня защищали».

Когда Алене было 18, она сыграла со своей девушкой «свадьбу». Церемония имела шуточный характер, но, как вспоминает, все свадебные детали были соблюдены, — не обошлось и без поздравлений родителей. В нынешней дискуссии, нужно ли в Украине легализовать однополые браки, Алена однозначно отвечает «да». Вот что она написала в фейсбуке:

«Считаю, что это нужно не столько представителям сообщества, сколько сотням тысячам моих сограждан, которые переосмыслят своё отношение к этому, — написала она недавно в фейсбуке, — Мы должны пройти этот путь дискуссий и принятия. У нас нет другого выхода. Либо направо, где полный пи*дец, либо налево — где люди счастливы. А там где счастливы — там вольны делать что захотят в своей частной жизни… У нас сложилось так, что путь в ЕС мы проходим во время войны. Поэтому «сейчас» уже откладывать нельзя. Так уж сложилось, что изменения в Украине проходят на всех фронтах одновременно. Сил нам всем!».

С гомофобией агрессивной, системной, злонамеренной Алене довелось столкнуться относительно недавно. По ее словам, это было связано с преступным переделом собственности. Рейдеры присвоили залоговое имущество, — магазин Алены «Литературный салон», причем вместе со всеми книгами. Вступив в борьбу, она убедилась, что для противников все средства хороши.

«Мне оставалось выплатить семь процентов кредита за помещение. Они «леваком» перекупили, пришли, сказали, что все принадлежит им — за цену, которая в двенадцать раз меньше реальной. Но поскольку это бандиты, то меня прятали друзья. Угрожали и мне, и моей женщине. Это закончилось тем, что они спалили мой второй магазин».

Бизнес-интересами Алена объясняет и скандал, разразившийся минувшей осенью в Киеве. Националисты попытались сорвать литературные чтения, которые она организовала. Возле входа началась потасовка, — украинский «5 канал» в специальном включении объяснил тогда, что причиной была якобы «антиукраинская» позиция организаторши, которая ввозит в страну книги на русском языке. Самой Алене оставалось только развести руками.

«Я совершенно не знаю, как комментировать то, что ко мне совершенно не относится. Я культурный деятель и всю жизнь защищаю культуру Украины», — говорила Алена телерепортерам

Пытаясь вернуть имущество, она написала больше 40 жалоб и адвокатских запросов, активизировала политиков, дала несколько интервью, где снова и снова рассуждала о проблеме рейдерства в Украине. Алена убеждена, что серия гомофобных публикаций была инициирована теми самыми недругами, — рейдеры хотят, чтобы она замолчала.

От русского языка Алена отказываться не собирается и сейчас, — это ее родной язык, часть ее идентичности. Русский не принадлежит российской власти. Но она понимает и разделяет позицию украинских авторов, которые отказываются сейчас писать на русском. Это их попытка выстроить дистанцию между собой и агрессором.

«Не надо нас «спасать». Очень часто в риторике российских пропагандистов звучит, что они «спасают» русскоязычное население. И сейчас у нас это новый уровень культуры: если ты не говоришь на украинском, то ты какой-то странный украинец. Лучшее, что мог сделать Путин для украинского языка — это напасть на Украину».

О печальном Алена говорить не очень хочет, — о том, например, что полгода назад у нее умерла мама; о том, что с папой отношения снова разладились. И все же и столь личные детали, пусть и эскизно, она готова сделать публичными. «У нас каждые два-три года ссора, потом мы работаем вместе, потом опять ссоримся. Сейчас у нас с отцом период ссоры, мы не общаемся. Но, предполагаю, еще годик-полтора, и опять будем общаться».

***

Приехав в Берлин, Алена довольно быстро нашла приют. Знакомые зоозащитники помогли временно прописаться в доме некоего австралийца. Таким же легким в ее изложении была и регистрация в Германии в качестве беженки, — пришла, спросила, получила. Пособие начала получать примерно через месяц, все необходимые документы оформила за два. Сложности ее не пугают:

«Я не верю, что все предначертано, но верю, что есть некая высшая сила, которая помогает и способствует. Или мешает. Я читаю себе мантры, что притягиваю везение. Наверное, это иногда работает».

Для выставки в городе Косвиг, на востоке Германии, она придумала инсталляцию «3 минуты до новой жизни»: 70 полароидных снимков разных предметов и четырехминутная аудиозапись, — пока она звучит, нужно успеть понять, что взять с собой в новую военную жизнь.

«Первая минута — ты просто представляешь свое обычное утро, кипит чайник, работает микроволновка, птицы поют за окном, а потом начинаются обстрелы, — объясняет Алена в фейсбуке, — Тебе дается 3 минуты, в которые взрываются машины, у людей начинается паника, а тебе нужно понять, что же взять с собой в новую неизвестную жизнь. Импровизированная сумка не может вместить всё, так что выбор ограничен. Что ты возьмешь с собой?».

И снова тот самый «тревожный чемоданчик», который Алена в первые дни войны, преодолевая страх, называла «творожным». Инсталляция интерактивная, то есть погружение в войну становится для постороннего личным, чувственным. Кто-то из посетителей выставки выбрал кастрюлю, но не взял ложек. А кто-то так и не сумел за четыре минуты понять, что же нужно в экстренной ситуации.

Алена отмечает, что животных в новую жизнь взяли почти все, — и это, как считает, показывает степень ответственности европейцев. Люди могут позаботиться о себе сами. Другое дело — звери.

В Германии ей хочется пробовать себя в арт-проектах, которые стимулировали бы интерес к чтению. Те, кто читает, управляют теми, кто смотрит телевизор, — это выражение Алене близко. Логично, что в качестве города, где хотелось бы поселиться в будущем, она рассматривает Франкфурт-на-Майне, — там проходит крупнейшая и важнейшая в мире книжная ярмарка.

«Пока я откликаюсь на все, что Вселенная посылает. Сказать, что я ставлю крест на книгах? Нет. Сказать, что я полностью ухожу в искусство? Тоже нет. Мне нравится сочетать совершенно разные проекты. Я хочу так: сначала создать себе в Берлине репутацию «творческого сумасшедшего», как это было у меня в Украине. Дальше я хочу в какой-то денежный городок, типа Франкфурта, который привлекает меня еще своей выставкой. В идеале я хочу, чтобы Франкфуртская книжная ярмарка дала мне павильон, чтобы я могла сделать проект про книжки и искусство».

Шпиц Монстр смотрит с укоризной. Деликатно дает понять: поговорили — пора и на воздух. День выдался солнечный, — оптимистичный. Самое то и для людишек, и для хвостиков.

Проект «Квир-беседы» выходит при поддержке берлинской квир-организации Quarteera и немецкого фонда Магнуса Хиршфельда.