Кадр из фильма "Собачье сердце" (реж. Владимир Бортко, 1988)
«Кому зима — арак и пунш голубоглазый,
Кому душистое с корицею вино».
Так начинается одно из моих самых любимых мандельштамовских стихотворений. Их я всегда твержу про себя, когда вдруг, как всегда неожиданно, с тягостным томлением в груди я обнаруживаю, что вот она — зима.
Она всегда начинается для того, чтобы никогда уже не заканчиваться. Зима, как всем обитателям наших широт хорошо известно, начинается всегда неожиданно, а весна и лето, которых мы ждем, как иудеи ждут Мошиаха, не начинаются обычно никогда, а когда они все же кое-как и настанут, то мелькнут с такой оскорбительной стремительностью, что мы едва успеем назвать их по имени.
А в основном, конечно, зима. Она, как было сказано уже, кому — арак, кому пунш голубоглазый, а кому и душистое вино. Мне же зима (ох, если бы только она) — совсем иное.
И я еще успею обозначить здесь объект своей преданной любви и трепетной признательности.
А пока что признаюсь, причем безо всякого особого стыда, что человек я, в общем-то, более или менее выпивающий. Именно выпивающий, а не пьющий — прошу не путать. Слово «пьющий» в русском языке звучит несколько драматически — «мужик он у меня хороший, но пьющий». А вот я — именно что выпивающий, то есть просто-напросто неплохо отношусь к этому делу.
Выпиваю, да. Без страсти и фанатизма, без разрывания рубахи на груди, без слез и проклятий, но с нежностью и уважением, — надеюсь, что взаимным. Любовь моя не выстреливает во все стороны пожароопасными искрами, а горит ровным и уютным синеватым прозрачным огоньком.
