Наёмные балеарские пращники спорят со своими карфагенскими командирами, современная реконструкция
Изображение: deadliestfiction.fandom.com
В мировой истории есть немало народов и государств, что живут в памяти лишь как враг условных протагонистов. Так, об Ацтекской империи в доколумбовой Америке помнят лишь потому, что её когда-то завоевали конкистадоры. О пресловутых половцах с печенегами — благодаря их вражде с русскими княжествами. Ну а о древнем африканском городе Карфагене — почти исключительно из-за его противостояния с Древним Римом.
Так и хочется воскликнуть — какая ужасная несправедливость. Ведь для самого Карфагена три войны с римлянами послужили развязкой почти тысячелетней истории. За это время город прошёл путь от перевалочной базы моряков до столицы могущественной державы. Карфаген служил образцом для современников в мореплавании и торговле, причудливо синтезировал традиции разных культур и неоднократно восставал из пепла после самых сокрушительных поражений.
А римляне, обычно скрупулёзно и не без интереса фиксировавшие разные факты о своих противниках, конкретно о Карфагене постарались уничтожить любую память. Да, такое место когда-то существовало на севере Ливии — как называли тогда весь Африканский континент. Населяли его жестокие, лживые и алчные люди; genus fallacissimus, «наиковарнейший народ», как высказывался Цицерон. Эти варвары практиковали зловещие культы, принося в жертву идолам собственных детей. Потеряв голову от жадности, они бросили вызов Риму, за что жестоко поплатились.
В латинской интерпретации о Карфагене прежде всего полагалось помнить, что его уничтожение представляло абсолютную необходимость: Carthago delenda est. Но откуда возникла такая постановка вопроса? Чем африканский город-государство насолил Риму сильнее разнообразных пиктов, понтийцев и парфян? Почему даже в подчинённом статусе Карфаген выглядел скрытой угрозой с другого берега Средиземного моря?
Мы могли бы быть одной семьёй
Римские войска до основания уничтожили Карфаген в 146 году до нашей эры. Тогда победители сожгли и все городские хроники. Поэтому карфагенская история для учёных — это до сих пор что-то вроде повреждённых водой писем жюльверновского капитана Гранта. Одни сведения не поддаются однозначной трактовке, другие — совсем непонятны, а третьи — утеряны безвозвратно.
Известно, что город примерно в 815 году до н.э. основали финикийцы, представители семитского этноса, изначально жившего на месте современного Ливана. Жизнь этого народа напрямую зависела от моря. В историю финикийцы вошли как неутомимые торговцы-мореходы, не брезговавшие пиратством и захватом рабов.
Сам себя этнос назвал ханаанеями. Финикийцами («пурпурными»), по самой распространённой версии, их окрестили греки, признавая заслугу соседей по Средиземноморью в открытии ценнейшего для тех времён красителя ткани из морских моллюсков. Впоследствии греческое фοινίκη римляне исказили до poeni. Поэтому римско-карфагенские войны вошли в историю как Пунические.
Финикийцы не создали своего единого государства, но основали множество колоний в тысячах километров от исторической родины: современные марокканский Танжер, итальянский Палермо, испанские Кадис c Малагой и многие десятки других городов и местечек. Одной из таких колоний и стал Карт-Хадашт («Новый город») на территории современного Туниса. В историю он вошёл под искажённым греческим названием — Карфаген.
С основанием Карфагена связана популярная у поздних античных авторов легенда о Дидоне (Элиссе). Якобы эта женщина, не то вдова, не то сестра казнённого царём верховного жреца, вынужденно бежала из финикийского Тира вместе со сторонниками. Эмигранты было нашли убежище в Северной Африке, но тут же столкнулись с недружелюбными коренными жителями. Местные племена издевательски предложили беглецам взять участок земли размером с бычью шкуру. Хитроумная Дидона тогда разрезала шкуру на тонкие ремни и связала их воедино. Получившегося каната хватило, чтобы опоясать небольшой холм, на котором и построили город.
Пир Дидоны и Энея, римская миниатюра V века н.э.
Изображение: Wikipedia / Vergilius Romanus
Жизнь мифической основательницы Карфагена кончилась трагически: Дидона якобы добровольно бросилась в огонь. Согласно одним авторам — от грубых ухаживаний некого местного правителя, согласно другим — из-за неразделённой любви к полулегендарному троянцу Энею, праотцу будущего Рима, якобы сперва скрывавшемуся в Африке после падения своего родного города. Однако в XXI веке предание о Дидоне не стоит принимать за чистую монету.
По всей вероятности, это эксплуатационный миф, запущенный спустя столетия знаменитым римским поэтом Вергилием. Для него Пунические войны представляли такую же отдалённую старину, как для современных россиян Бородинское сражение или Восстание декабристов. Живший уже при Империи автор пытался ретроспективно увязать трагический финал карфагенской истории с её началом, добавив в образе Энея дополнительной драматургии: мол, а ведь когда-то наши предки могли стать одной семьёй.
Но нет никаких доказательств тому, чтобы человека с именем Дидона или Элисса действительно хоть как-то почитали в Карфагене.
Неизвестны и подтверждённые примеры участия карфагенянок в политике: среди древних семитов однозначно господствовали патриархальные порядки. А вот данные раскопок говорят о сохранявшихся вплоть до V века до н.э. прочных контактах карфагенян с исторической родиной Тиром. Подобная связь едва ли жила, если Карфаген действительно был «колонией отверженных», эдаким финикийским Тайванем.
