Внешнеполитическая часть послания президента, с которым Владимир Путин выступил впервые не в Кремле, была в целом бессодержательной. Точнее, ее практически не было, за исключением туманного пожелания, очевидно обращенного к США, садиться за стол переговоров и вместе думать над новой, перспективной системой безопасности (примером которой как бы должны выступать отношения России с Китаем и Индией в рамках ШОС и БРИКС). Каких-то прорывных внешнеполитических инициатив не прозвучало. Ключевые проблемы внешней политики России – Украина и конфликт в Донбассе, кризис в отношениях с Западом, не просматривающийся конец сирийской военной эпопеи, обвинения США в российском кибервмешательстве в выборы – не были даже обозначены, тем более не было предложено вариантов урегулирования.
Владимир Путин не использовал проверенную временем тактику советских генеральных секретарей периодически выступать с великими мирными инициативами. Вместо этого он уделил 45 минут своего выступления презентации в стиле милитари, рассказывая о впечатляющих успехах России в создании изощренных видов ядерных вооружений (и иллюстрируя их компьютерной анимацией). Частично Путин заимствует тут стилистику Юрия Андропова, выступившего в 1983 году с ярким, но оказавшимся нежизнеспособным планом советского военного ответа на развертывание американских ракет средней дальности в Западной Европе. Это работает в российском внутриполитическом контексте, создавая иллюзию возвращения России в эксклюзивный круг «сверхдержав» с полным ядерным паритетом или даже преимуществом над США. Но это не более чем иллюзия, радующая российскую публику, пугающая публику западную и не сильно впечатляющая людей, принимающих решения в США. Тем более что информация о части обнародованных Путиным Wunderwaffen, вероятно, относится к категории «активных мероприятий». Стратегический блеф является теперь ключевым инструментом российской внешней политики, действующей по принципу «казаться важнее, чем быть».