Фото: Wikipedia / John Olson
(Ознакомиться с расследованием «Вёрстки» можно по ссылке)
Классику военной стратегии Сунь-Цзы приписывают фразу: «Война любит победу и не любит продолжительности». Полулегендарный древнекитайский полководец учил, что по-настоящему выигрышную кампанию нужно просчитывать заранее, чтобы минимизировать возможные потери, иначе даже номинальная победа окажется бессмысленной. На деле лидеры из разных стран в разные эпохи забывали про эти мудрые слова. Забывали — и оказывались перед шахматной «вилкой»: принять бесславный конец или оттягивать его в безумной надежде на чудо.
На рубеже 1960-х и 1970-х годов в такой ситуации оказался американский президент Ричард Никсон со своей командой. Их армия всё глубже увязала в дорогостоящей и непопулярной Вьетнамской войне. Политик, правда, мог оправдаться, что лично он не посылал солдат в чужую страну. Интервенция достались ему по наследству от предшественника Линдона Джонсона.
Сам Никсон как раз пришёл к власти во многом благодаря лозунгу скорейшего окончания конфликта на достойных условиях. Но как добиться этих целей, не знал никто. И новые хозяева Белого дома лишь усугубляли бесславное поражение Соединённых Штатов на другом конце света.
Последние четыре «американских» года во Вьетнаме (1969–1973) остались отчаянными попытками предпринять рывок сквозь неумолимую агонию. Менялись командующие, переигрывались стратегии, а предоставленные сами себе солдаты с морпехами делали что угодно, но только не пытались достичь победы. В неё попросту уже никто не верил всерьёз: в лучшем случае, люди хотели просто дотянуть до дембеля. А то и сделать кое-что похуже.
«Сначала подумал, что не могу бросить своих. Потом: а зачем нас вообще туда послали?»
Лэнден Торн попал во Вьетнам в 1969 году, ему тогда исполнилось 25 лет. Молодой человек на общем фоне сослуживцев представлял исключение. Сын дипломата мог легко найти нужные лазейки, чтобы не ехать в джунгли. Но он, напротив, пошёл по своей воле.
Как выпускник престижного Йеля, Торн получил офицерское звание и отправился на войну лейтенантом, а не рядовым. В среде товарищей по университету господствовали прямо противоположные настроения. На пацифистских позициях решительно стояла и близкая Лэндену младшая сестра Джулия. Тем не менее новоиспечённый лейтенант не изменил своего выбора.
«Чем больше я узнавал о Вьетнаме, тем сильнее меня мучили сомнения. Мне постоянно напоминали об общих знакомых: мол, разве не слышал, нашего Карла там убили. Но многие мои ровесники, кто стал уклонистами, испортили себе жизнь. А некоторые до самой старости чувствовали себя виноватыми».
— Лэнден Торн
Зимой 1969 года молодой американец вместе с очередным пополнением оказался во Вьетнаме. На базе в Дананге разыгралась до неприличия киношная сцена: новичкам в хрустящей неношеной форме попались разудалые дембеля. «Эй, добро пожаловать в самое вонючее болото на всём свете! Вам тут явно придётся несладко!» — напутствовали бывалые Торна и его спутников.
Фото: Wikipedia
Прогноз сбылся. Спустя два дня сын дипломата оказался на отдалённой базе «Аргон» у границы с Лаосом и Северным Вьетнамом. Лагерь противника стоял так близко, что американцы могли видеть северян и вьетконговцев невооружённым глазом. В первую же ночь рота Торна попала под вражеский миномётный обстрел.
Несколько следующих недель ушли на овладение соседней высотой под кодовым названием «Невилл». Американское командование считало её исключительно ценной. Оно распорядилось устроить там пункт для корректировки артиллерии, разделив и без того невеликие силы в этом районе. Торну полагалось служить одним из наблюдателей на «Невилле». Эту затею молодой лейтенант, как и большинство его подчинённых, считал гиблой. Два взвода морпехов на изолированной высоте были обречены стать мишенью для атак явно превосходящего в числе врага.
Неприятный прогноз сбылся. Вьетнамцы стянули подкрепления и, по-видимому, решили задавить врага массой. Торн потом вспоминал, что его люди уповали на мины Claymore так, что жали на взрыватели при любом шорохе из джунглей. В итоге чудо-оружие у американцев кончилось в самый неподходящий момент. А затем наступила мучительная неделя: заброшенные на высоту морпехи отражали одну волну атак коммунистов за другой.
Отправившее людей Торна на «Невилл» командование отказывало им в пополнении и припасах — мол, как туда отправить вертолёты, слишком жарко, защитникам высоты нужно продержаться самим.
Морпехи выстояли, хоть и ценой десятков убитых и раненых товарищей. У Торна одним из самых ярких воспоминаний остался трагикомический эпизод.
«Мы все были на нервах. Помню, как меня схватил жуткий запор. Только на третий день почувствовал долгожданный позыв. А тут, как назло, пошли ненавистные «Бух! Бух!» миномётного обстрела. Плевать. Даже не сдвинулся с ящика из-под патронов. Готов тогда был умереть, лишь бы облегчиться».
Потом до обороняющихся всё же дошло подкрепление. Враг отступил, высота осталась за морпехами, но, как часто бывало в той войне, побеждёнными ощущали себя американцы, а не выгнанные обратно к лаосской границе коммунисты. Сам Торн неожиданно получил новое назначение в более спокойное место. Скорее всего, старшие офицеры спохватились, чьего сына они едва не положили рядом с бедняками из глубинки.
«Моей первой мыслью было: как я могу теперь бросить своих парней. Но потом подумалось: за каким чёртом нас вообще послали на эту гиблую высоту», — признавался позднее ветеран. Весной Торна не слишком утешила новость с «Невилла», бои за который продолжились с новой силой. Главный инициатор всей операции, командир батальона, сам погиб под миномётным обстрелом. По ошибке он выбрал место для командного пункта слишком близко к врагу.
«Ублюдков вроде тебя ждёт граната»
Торну пришлось преодолевать не одни лишь непреклонность врага и недальновидность своих командиров. Он попал в ситуацию, когда был вынужден через силу заставлять свой новый взвод воевать. Там сложились три изолированные группы — взаимно ненавидевших друг друга «городских», южан и темнокожих. Молодого командира выручил толковый сержант. Вместе они перемешали солдатские «кружки», добившись от солдат подчинения. Но это, как признавал сам Торн, удавалось не везде.
Многие взводы и целые роты по духу напоминали уличные банды. Складывавшийся тренд ещё больше шокировал бывалых «вьетнамцев», вербовавшихся на новые сроки службы. В том же феврале 1969 года в охваченную войной страну в третий раз вернулся комендор-сержант Джозеф Лопес. Его шокировало падение дисциплины. Как нехотя признавал Лопес, подчинённые могли его послать куда подальше за одно требование привести в порядок свой внешний вид.
Фото: Wikipedia / Army Medicine
Похожее констатировал другой вернувшийся ветеран, темнокожий Гарольд Хант. Тот дрался в Индокитае почти с самого начала интервенции в 1964 году. Он хорошо помнил времена, когда американцы не сомневались, что защищают свободу чужой страны от тоталитарной диктатуры, словно поколение их отцов на Второй мировой и Корейской войнах.
В апреле 1966 года Хант подорвался на вьетконговской самодельной мине. Полгода он провёл в госпиталях, оправляясь от увечий. После длительного восстановительного курса военный восстановил физическую форму и убедил врачей вернуть его на службу. Но в мае 1969 года Ханта ждал совсем другой Корпус морской пехоты:
«Морпех изменился в худшую сторону. Мой взвод наполовину состоял из призывников. Дисциплина была отвратительной, приказы не исполнялись, наркотики на каждом шагу. Чёрные и белые открыто враждовали друг с другом».
Подчинённые-афроамериканцы сперва с восторгом встретили Ханта. Правда, радость быстро улетучилась, поскольку новый сержант дал понять, что не придаёт значения темнокожему братству. После нескольких внушений личному составу Ханту подбросили записку «Ублюдков вроде тебя ждёт граната», но упорный ветеран не сдался. По-видимому, он просто располагал достаточной физической силой, чтобы внушить страх подчинённым и добиться от них послушания.
Корпус морпехов в США исторически воспринимали как образцовый. Считалось, что какие-то нестроения могут быть среди обычной солдатни, а никак не у вечно верных долгу морских пехотинцев. Но в 1969 в вооружённых силах уже не оставалось непреложных правил. Даже официальные сводки в среднем раз в месяц фиксировали в КМП крупные беспорядки при множестве более мелких инцидентов.