В пятом классе я подошла к учительнице русского языка и спросила, что делать, если в газете «Правда» я обнаружила орфографическую ошибку. Мысль, что можно ничего не делать, мне почему-то в голову не пришла. Учительница поинтересовалась — какую ошибку. Я достала газету: «Вот тут написано, что холодная война замешана на ненависти к советскому строю. Но это не так». — «Что не так?» — побелела от страха учительница. — «Она не замешана, а замешена. Это не от слова „мешать», а от слова „месить«. Как тесто — оно может быть замешено на воде, а может — на молоке». Учительница велела мне засунуть газету подальше и не подвергать ее, учительницу, напрасному риску, а в дневнике написала замечание: «Подвергала сомнению напечатанное в газете „Правда»».


Через год у нас сменилась учительница по русскому и литературе. И я решила осуществить свою мечту — написать простой и понятный учебник русского языка, в отличие от той тоскливой абракадабры, что нам подсовывало министерство просвещения, — чтобы и одноклассники тоже полюбили русский язык так, как любила его я. Я писала его два месяца, потом протестировала на друзьях-одноклассниках, нашла горячую поддержку и уже собиралась было наладить тиражирование, как была вызвана к директору. Думала — похвалить хотят за учебник, кто-то уже рассказал.


Действительно — кто-то рассказал. Мне было велено отдать кипу листов, которые тут же показательно разорвали, и тогда впервые я услышала слово «самиздат». «Но я ведь хотела помочь друзьям, хотела, чтобы все любили русский язык, как я», — нарушив свое правило не плакать на глазах у врагов и захлебываясь от слез и обиды, попыталась объяснить я. «В тюрьме будешь помогать», — коротко резюмировала директор. Тогда я поняла, что такое безнадега, вот именно тогда. Я буквально кожей ощутила, насколько никому не нужна я и — что еще страшнее — насколько никому не нужен мой любимый, великий, могучий, свободный русский язык.

Я не граммар-наци, я не костерю и не презираю людей, пишущих безграмотно, — в конце концов, это их личное дело, — я даже постепенно привыкаю к непредвиденному поведению запятых. Видимо, они живут по каким-то своим правилам — в каких-то текстах их нет вовсе, зато в других они устраивают столпотворение. Я искренно надеюсь, что это у них такие специальные акции протеста. Вообще правила русского языка, как и сам язык, — это какие-то несчастные пасынки судьбы. Люди готовы выполнять правила дорожного движения, правила технической безопасности, правила установки газового котла, правила американского футбола, правила оказания услуг почтовой связи, даже правила английского языка, — все что угодно, только не правила русского языка. Костьми ляжем, но не сдадимся.


«Плевать я хотел на ваши знаки препинания, если и без них понятно, что я написал», — горячится один мой приятель. «Никаких прописных букв — они тормозят письмо», — поясняет другой. «Отомрут скоро на фиг все эти говноправила», — резюмирует третий, подводя черту под всеми моими бестолковыми камланиями. И видится им в этом большая внутренняя свобода, этакое попрание мещанских пережитков, что в одном ряду с канарейкой в клетке, ковром на стене и фикусом в углу. Досадование из-за наступившей безграмотности они считают возрастным кликушеством и искренно презирают досадующих.


Один из этих приятелей позвонил мне как-то совершенно убитый — рядом с его работой в самом центре Москвы снесли дом XVIII века. Дом пережил пожар 1812 года, а нынешних реалий пережить уже не сумел — раздербанили его в клочья, в мелкие камешки. И этот мой дружок, что прочит скорую смерть «всем этим говноправилам», так же горячо возмущался, заслышав популярное мнение — «А что в том доме было особенного? Скучный желтый кирпич, архитектурная штамповка тех времен…»
Понятие целостности, не дающее забыть об эффекте бабочки, исчезает на глазах. Причинно-следственные связи никого не интересуют. Потому что особо и незачем «простому человеку».

Язык — основа культуры, ее альма-матер, колыбель. Выдерни из основы кирпичик — может рухнуть вся конструкция. Даже те, кто не верит, что «в начале было слово», слышал о второй сигнальной системе — той самой, что отвечает за коммуникацию и что довольно жестко мстит тем, кто относится к ней без должного пиетета.

Мне говорят: правила придумали люди, и, значит, люди же могут их менять как пожелают. А я говорю: ВСЁ придумали люди, кроме природы, но это не значит, что всё можно терзать как заблагорассудится.