
Александр Петриков специально для «Кашина»
В истории отечественного #MeToo Сергей Простаков и его друзья – наименее знаменитые люди. Их слава не выходит за пределы социальных сетей, и в сравнении с такими суперзвездами, как Леонид Слуцкий, Алексей Венедиктов или даже Иван Колпаков, герои последнего скандала – вообще никто. Но, вероятно, в том и дело, что социальная незначительность фигурантов в наших условиях пока остается необходимым условием для успешного с точки зрения новой этики наказания виновных, и здесь все нагляднее некуда – номенклатурщик Слуцкий мог позволить себе смеяться в лицо обвинителям, существующий на стыке номенклатуры и общества Венедиктов сердито огрызался, но потерь тоже не понес, неноменклатурщику Колпакову пришлось предпринять серьезные усилия, чтобы сохранить свои карьерные и социальные позиции, а у Простакова (каламбурить с фамилией не хочется, но он действительно самый социально простой человек из всех, кто попадал в такие скандалы) шансов, кажется, никаких – если работодатель проявит по отношению к нему благородство или просто поведет себя рационально (в «МБХ-медиа» на Простакове объективно держалось слишком многое), максимум, на что может рассчитывать скандально увольняемый шеф-редактор – та же работа, но непубличная, то есть можно будет остаться, продолжая делать то же, что делал, просто об этом никто не будет знать.
Какая-нибудь сотрудница того же «МБХ-медиа», если она будет великодушна, разрешит Простакову подписывать его материалы ее именем – так во времена борьбы с космополитизмом драматург Анатолий Суров издавал под своей фамилией пьесы евреев-космополитов, которых сам же и разоблачал; некрасиво, но как альтернатива лагерю – почему бы и нет. Есть, кстати, и более свежие примеры – известна история про двух глянцевых редакторов большого международного холдинга, когда один редактор пожаловался в глобальный офис на антисемитизм другого, глобальный офис сделал глобальный вывод и уволил токсичного редактора, но московская редакция обойтись без него не смогла и позволила ему продолжить работу тайно – человек правил тексты и сдавал номера, а об этом не знал никто, включая жалобщика. Новая этика – это не только про травму и месть, это еще и про последующее жизненное устройство тех, кто в нее не вписался, и самый ценный опыт Простакова – еще впереди, потому что вообще-то многим интересно, что с лишенцем будет дальше.
Согласитесь, что бассейн с дерьмом с #MeToo - это не бассейн с дерьмом без #MeToo.
Всю жизнь проработала и ни разу не сталкивалась с сексуальным насилием при том, что и ухаживания, и сексуальные отношения между сотрудниками были в изобилии. Правда, я уже на пенсии давно. А сейчас ситуация мне кажется немного анекдотичной: как бы обычные люди потеряли сексуальность, но есть какие-то оголтелые эротоманы, которым приходится буквально склонять асексуальных к контакту. И ещё смущает какое-то массовое выступление жертв, как-будто по команде включили говномет. Что происходит в среде молодых и, вроде, не совсем тупых людей, как-то образованных, правда кажется, воспитанных странным образом? Может едят чего-то не то?
Все попытки архаичной власти мимикрировать под лево-прогрессивистскую повестку для достижения своих политических целей заранее обречены на неудачу. На то есть просто мегатонна психологических, культурологических, философских и черт знает еще каких причин. Лоялисты не смогут убедительно соврать, а немногочисленные либералы, для которых такие ценности важны, им и не поверят. Вот как построенные поклонниками карго-культа самолеты из пальмовых веток никогда не взлетят, так и так путинизм никогда не сможет поставить себе на службу ЛГБТ, MeToo и прочее.
Хотелось бы в комментарии не совсем по существу. Мне интересно, а какое наказание будет справедливым Колпакова, например, исходя из современной ситуации? То есть сейчас в мире первый шаг - увольнение. Значит ли это, что человеку вообще все должны отказать в трудоустройстве? Или это одноразовое наказание? Или ещё плохо продумано, и нужно уголовное? Чего хотят в таких случаях?
Для меня то все ясно, есть состав преступления, на это есть закон. Если нет, но человек явно мерзкий, ну вот тут как раз достаточно рассказать про него. И уже его читатели, друзья и подписчики (!) сами решат. Этого достаточно. Вот лобков, например, такие эпизоды неплохо уметь решать самому, жизнь боль, и это не худшее, что может случиться. Плюс с лобковым вопрос к менеджменту, который спокойно смотрел на это в пространстве офиса.
обычно толпа требует уволить с публичной должности, любая непубличная работа - это ок
а что там с лобковым?
Систематически приставал к мальчикам стажёрам молоденьким. Трогал, лез целоваться, звал домой. А известно что у него и ВИЧ ещё.
Мда...
Ну какое всеобщее достояние? Если бы в РТ или на Первом канале полыхнуло, да хотя бы в какой-нибудь КП, тогда еще можно было бы поговорить. Но ЭХО, Медуза, а теперь МБХ - это не про всеобщее, это про "назвался груздем". Если ценности у вас "европейские" - получите гранату. В другой среде она бы просто не взорвалась. Поэтому и Слуцкий смеялся и любое другое обвинение в харрасменте в организации с "глубинными народными ценностями предков" просто утонуло бы, ведь наверняка заявительница сама провоцировала короткой юбкой и глаза поди красила, шалава. И вообще мечтала об этом, просто сказать не могла. Любой пострадавший от дискриминации в организации такого типа будет обречен еще и как минимум на насмешки, а скорее всего на всеобщее порицание, увольнение и получение "черной метки" для дальнейшего трудоустройства. Никакое #MeToo невозможно представить в рамках текущего устройства государства. Зато это отличный инструмент, чтобы показать истинный моральный облик тех, кто "работает на Госдеп". На большее рассчитывать нельзя.
Кашин рассматривает ситуацию с позиции политического фатализма, и совершенно не упоминает того простого положительного факта, что новая этика позволяет женщинам (и мужчинам) успешнее противостоять насилию и домогательствам, делает харассмент менее приемлемым в обществе, и это хорошо. Сотрудники Эха считают нормальным, что их гравред ну вот такой, их право. Многие сотрудники Медузы решили, что для них неприемлемо работать с Колпаковым, но Колпаков и его начальство решили, что все ок, их право: Колпаков сохранил власть, Медуза потеряла коллектив. Простаков сам признал, что он вел себя как не самый порядочный и симпатичный человек, несколько женщин действительно заставили его взглянуть на себя со стороны - это звучит как комсомольское шельмование, но это плохая аналогия, потому что любое обсуждение морального порядка можно довести до комсомольского лицемерия, это не значит, что общепризнанных этических норм в здоровом обществе нет или они не нужны. Разница между Простаковым и Колпаковым в том, что Простаков сам является носителем новой этики - а Колпаков нет.
Кроме того, на равных противопоставлять свой моральный выбор между поддержкой друзей и участием в осуждении (выбор очень важный) с выбором жертв насилия и домогательств между молчанием и публичным высказыванием - это негуманно. Говорить о пережитом насилии тяжело, жертв насилия обвиняют в том, что они сами виноваты, должны были вести себя по-другому, что они хотят привлечь к себе внимание, с этим не легко справиться, жертвы молчат годами. Кашин сталкивается с обвинениями в оппортунизме и лицемерии (неприятными и несправедливыми) из-за того, что не отрекается от друзей, но женщинам, которые реально вынуждены осмыслять и переживать травму, гораздо тяжелей.
Публично говорить обо всем (в т.ч. о моральном насилии и других разновидностях неприемлемого поведения) можно и нужно, это провоцирует рефлексию и ведёт в итоге к позитивным изменениям в обществе in the long run. Но тут не стоит забывать о том, что в ситуациях отсутствия прямого физического вреда описываемый жертвой опыт является сугубо субъективным. Сравнить моральные травмы двух людей (и определить, кто из них заслуживают большего сострадания) в общем случае невозможно. Соответственно, объективные выводы о том, следует ли наказать агрессора, и, если да, то как именно (и в более широком смысле — в какую сторону должно меняться общество), на основании только лишь субъективного опыта жертв тоже сделать не получится. Необходим всесторонний объективный анализ. Объективный анализ включает в себя и установление истинных причин того или иного поведения (и агрессора, и жертвы). Это именно то, чего, на мой взгляд, остро не хватает движению #MeToo (не у нас в России, а вообще). Движение фокусируется на проблемах жертвы, полностью обходя стороной проблематику агрессора (хотя именно она приводит к совершению им неприемлемых действий). Задачу привлечения внимания к вопросу это движение на 100% отрабатывает. Задачу решения проблемы насилия в широком смысле — нет (из-за нехватки объективного подхода). Причем иногда уводит дискурс совершенно в противоположную сторону, порождая новые этические и логические противоречия и создавая тем самым почву для новых конфликтов вместо того, чтобы разрешать старые.
.
Но это все отвлеченные мысли. У Кашина — про то, что в условиях России ситуация будет еще хуже. Потому что тут этому движению будет не просто не доставать объективности — благие в общем-то идеи движения будут корыстно использовать в своих политических целях провластные силы (точно также как эти идеи в своих корыстных целях используют иногда отдельные жертвы и не очень жертвы этого самого морального насилия). С этим спорить не приходится. Такой перехват прогрессивной оппозиционной повестки мы уже видели в новейшей истории не раз.
Говорить о пережитом насилии тяжело, вливаться в стройные ряды новых хунвейбинов с рассказам о том, как перевернулась твоя жизнь после того как на корпоративной попойке коллега отпустил в твой адрес сальную шутку - очень легко. Примерно так же легко, как детям Салема обвинять в колдовстве злую соседку.
Не надо лицемерить. Кашин пишет не о реальных жертвах насилия и не собственный моральный выбор им противопоставляет. Мы имеем дело с (часто голословными) обвинениями в некрасивом поведении, на основании которых жизни обвиняемых пускаются под откос, а жертва приобретает ореол неприкасаемой. Речь идёт о новой принципиальности и пуританской морали, там, где ещё вчера её и близко не было. О новых стандартах, которые вызывают в памяти моральные нормы то-ли брежневского СССР, то-ли аятоллистского Ирана.
Вы можете привести хоть один пример? Всех людей, которые сейчас потеряли работу, обвинили по несколько человек, истории варьируются от неприятных, до чудовищных. Павла Никулина обвинила одна девушка, ее история не звучит очень плохо, его коллеги не исключили его даже из участников левого альманаха. Вуди Аллен снимает кино, Луи Си Кей выступает на сцене, их карьеры сильно пострадали, но они продолжают жить и работать. Я не знаю ни одного примера, чтобы репутация и карьера человека пострадала бы от миту без каких-либо оснований. Самое близкое к этому - это случай Джеффри Раша; больше примеров я не знаю, особенно в России, слежу достаточно внимательно
Все эти митушные истории на нашей почве уж очень напоминают некий карго-культ