Скриншот страницы на Медузе
Главный редактор «Медузы» Иван Колпаков отстранен от работы в связи с обвинениями в «неподобающем поведении» (официальная версия), связанном, скорее всего, с харассментом (это утверждают источники Би-би-си, которым нет основания не верить). Такие новости про главных редакторов обычно называют звеньями гребаной цепи, и к случаю Ивана Колпакова это выражение вполне применимо, только цепь тут другая – звенья в ней не главные редакторы, лишившиеся работы на очередном витке выстраивания отношений Кремля с прессой, а люди, чья репутация и карьера пострадали в результате кампании #MeToo, то есть Иван Колпаков – это наш Харви Вайнштейн, наш Кевин Спейси или наш Леонид Слуцкий.
Последнее звучит, наверное, странно – если Колпаков наш Слуцкий, то чей тогда Слуцкий оригинальный, не наш, что ли? Вообще-то да, не наш, и это имеет значение. Конфликт части московской журналистской среды с одиозным функционером из Госдумы – это столкновение двух миров, которые, даже взаимодействуя между собой, всегда остаются разделены очень четкой и почти непроницаемой границей; для журналиста, объявляющего бойкот «органу, оправдывающему сексуальные домогательства», никакого Слуцкого в большинстве случаев не существует вообще – так, очередное ничего не значащее имя из безликого списка. К тому же, когда со Слуцким все было в самом разгаре, политологи разумно писали, что статус Слуцкого как председателя комитета определен обещанием Владимира Путина Владимиру Жириновскому, и против такого фактора даже самая масштабная общественная кампания окажется бессильна.
