Алесь Минов для Republic
1 марта в Херсон зашли российские войска. Это был единственный областной центр Украины, который удалось захватить Путину с начала полномасштабного вторжения. В сентябре оккупационные власти провели псевдореферендум о присоединении Херсонской области к РФ, но уже 11 ноября город был освобожден украинскими вооруженными силами. Беларусский журналист Алесь Минов побывал в городе через две недели после освобождения и специально для Republic рассказал, что там увидел.
Железнодорожное сообщение с Херсоном восстановили недавно — 18 ноября. Теперь раз в два дня курсирует поезд до Киева. На перроне оживленно: встречаются родственники, что не виделись месяцами, многие пассажиры выносят в переносках своих питомцев, много желто-голубых лент.
Алесь Минов для Republic
Сам вокзал встречает колоритом сегодняшнего Херсона: огромные очереди. Одна — в билетную кассу, где расчет только наличными: без связи не работают терминалы. Другая — к удлинителям, что растянулись сетью от генератора по залу ожидания — это единственный способ зарядить гаджеты, ведь электричества в городе нет.
Алесь Минов для Republic
По улице от вокзала также тянутся очереди в банки, на почту, в салоны связи. Во время оккупации большой проблемой было обналичить карты — в банкоматах закончились купюры, а посредники брали до 20 процентов от суммы. Сейчас, например, пенсию можно получить на почте в полном объеме, но пока работает только два отделения на весь город, в котором осталось около трети от довоенного трехсоттысячного населения. Можно и в отделениях «Приватбанка», но только до 5 тысяч гривен (около 125 долларов).
Алесь Минов для Republic
Большинство заведений остаются закрытыми, часть разграблена. Работу не останавливали некоторые магазины, но товары в них были в разы дороже, теперь цены вернулись на общеукраинский уровень.
Алесь Минов для Republic
Захожу в магазин бытовой химии сети «Ника», продавцы Елена и Ольга рассказывают, что работают с 6 марта, закрывались всего на пару дней.
— Под оккупацией работать было очень тяжело, добирались пешком 50 минут в одну сторону. Но ведь шли, работали, потому что это было нужно людям, — делится Елена. — Покупателей приходило много. А товара становилось меньше и меньше — не привозили ничего. А у нас бытовая химия, средства гигиены. Оставались наши украинские товары, люди их охотно брали. Не российские, а наши. У «Ники» по всему городу много точек. Из тех, что позакрывались, наш украинский товар привозили сюда, и люди приходили за ним, чтобы русский не брать. Были очень большие очереди. Самый большой наш магазин был там, где центральный рынок. 25 февраля он сгорел. Часть товара выносили прямо из огня, некоторые этикетки были обгоревшие, но люди все равно брали.
Алесь Минов для Republic
В обороте была в основном гривна. Но немного было и рублей: приходили оккупанты, солдаты, ФСБ тоже. Они платили, бесплатно ни разу не брали, но пришлось рубли вводить, хотя и не хотелось.
— А что было самое страшное за это время?
— Когда идешь, а их [российских военных] так много… — рассказывает Ольга. — Вот сейчас идем, и наши ребята на улице — аж сердце радуется. А тогда нервы прямо как струна были натянуты. Телефоны мы оставляли дома, по-украински вообще боялись сказать и слово, да и по-русски все время приходилось думать о том, что говоришь. Вот у меня стоит рингтон «Доброго ранку, ми з України». С начала войны поставила (плачет). Я звук убирала, но рингтон не поменяла — как бальзам на душу. Вот вода туалетная, тоже наша. Оккупанты очень любили ее покупать. Спрашивали постоянно, а как это у нас пооставалось украинское…