Владимир Путин. Фото: Serqei Karpukhin / Reuters
В 2013 году я написал статью «После Путина» (вышла под редакционным заголовком «Когда выйдет срок»). Тогда мне казалось важным подчеркнуть, что от рассуждений о том, что еще может и чего уже не может сделать Путин, пора переходить к размышлениям над тем, что будет с Россией после него. В обстановке экзальтации, царившей в обществе, только что пережившем микрореволюцию, эта мысль казалась мне свежей или, по крайней мере, имеющей право на существование.
С тех пор рассуждения о России «послепутина» стали мантрой либерально настроенной интеллигенции, само это двусловие превратилось в модный мем. Пелетон догнал и обогнал меня, а один велосипедист даже проехал прямо по мне, упрекнув меня в том, что я слишком много внимания уделяю Путину. Вера в справедливого «послепутина» стала культом потерянного поколения, к сожалению, таким же бесполезным, как вера в справедливого Путина у тех, кто его потерял.
Послепутина? – Не дождетесь!
Основная ошибка русского либерального взгляда на Россию – неистребимая уверенность в том, что все отклонения русской истории от либерального (и, естественно, «западнического») идеала, включая путинский посткоммунистический неототалитаризм, являются аномалией, вызванной к жизни преимущественно или даже исключительно субъективными факторами, и, конечно, в первую очередь – злой волей ничтожных правителей и их приспешников.
