Иероглифы майя из "Храма надписей" в Паленке, VII–VIII вв. Национальный музей антропологии, Мехико
Фото: Wiki
Письменная история американского континента начинается не с Христофора Колумба, а с писцов майя — древней индейской цивилизации, потомки которой до сих пор живут на юге Мексики, а также в Гватемале, Белизе и других странах Центральной Америки. Из всех народов доколумбова Нового Света только майя имели полноценную письменность и умели создавать тексты на собственном языке.
Однако после разгрома остатков цивилизации майя испанскими конкистадорами эта письменность была быстро и полностью забыта, и до середины прошлого века ученые без всякого успеха бились над ее расшифровкой (если не считать календаря майя, который был расшифрован еще в ХIХ столетии).
Историю этих титанических интеллектуальных усилий подробно описывает знаменитый американский антрополог Майкл Ко (1929–2019) в интереснейшей книге «Разгадка кода майя» (только что вышла в издательстве «Бомбора» в познавательной серии Кругозор Дениса Пескова).
Автор книги, который и сам внес огромный вклад в изучение цивилизации майя, справедливо считает дешифровку этой письменности «одним из наиболее волнующих событий нашей эпохи — наряду с исследованием космоса и открытием генетического кода». И ведущую роль в этом научном прорыве сыграл наш соотечественник — ленинградский этнограф и лингвист Юрий Валентинович Кнорозов (1922–1999), который в 1952 году опубликовал в журнале «Советская этнография» предварительный отчет о дешифровке письменности майя.
Майкл Ко был лично знаком с Кнорозовым, на протяжении многих лет поддерживал с ним дружеские и научные отношения и не раз посещал его в Ленинграде — сам Ю. В., как и подавляющее большинство советских ученых, был «невыездным»; человек, открывший миру письменность великой индейской цивилизации, смог своими глазами увидеть памятники майя в Мексике и Гватемале лишь в 1990 году, когда ему было уже под семьдесят…
Многое в отрывке из главы «Новый ветер с Востока», который мы публикуем с любезного разрешения издательства, может показаться слишком элементарным для русского читателя, более или менее знакомого с реалиями позднего сталинизма. Однако этот фрагмент, кажется, хорошо объясняет, какой виделась с Запада советская наука первых лет холодной войны — и почему открытие Кнорозова некоторые его американские коллеги встретили с большим недоверием.
