Global Look Press

В наши дни, когда время невероятно сжалось, скорость перемен столь стремительна, а их характер плохо предсказуем, прогнозирование — неблагодарная работа. Абсолютной является лишь простая истина, что и этот миг пройдет. Рано или поздно смолкнут орудия и ракетные установки, войска разойдутся по казармам, наступит мир или долгосрочное перемирие, будут подписаны договоры, даны взаимные обязательства, и еще на миг все вздохнут спокойно. Это наше завтра. По окончании вооруженного противостояния начнутся разборы полетов, поиски героев и виноватых, угар сменит тяжелое похмелье. Всем придется восстанавливать свои страны, а некоторым — еще и чужие, кому после реальных боев, кому после экономических битв. Будет не до теории и рефлексии, будет борьба за хлеб насущный, за сносное существование. Рано или поздно во многих странах пройдут выборы и сменятся лидеры. Это все неизбежно, как ход времени. И тогда наступит послезавтра. Именно про этот условный период в будущем мы и попробуем поговорить.

Этот момент будет интересен тем, что России, вне зависимости от итогов глобального противостояния, придется принимать самое важное для себя решение — о собственном государственном устройстве. Придется отходить от чрезвычайных механизмов управления, строить новое будущее, новую правовую, административную систему, по сути — новое государство, такое, чтобы его хватило на несколько поколений. Уже очевидно, что современная система, основанная в 1993 году и неоднократно переделывавшаяся, более не отражает реалий страны, а значит, находится в глубоком кризисе. 24 февраля 2022 г. произошло ее окончательное обнуление. Справедливо то право, в котором законы отражают реальное общественно-политическое устройство, а не прикрывают ручное управление, вызванное невозможностью и незаинтересованностью в их соблюдении. Хорошо же то право, которое не только консервирует status quo расстановки сил внутри страны, но и открывает двери для развития системы. А фундамент любого права — верховный государственный строй, обеспечивающий его функционирование. О нем и следует думать в первую очередь.

В XX-XXI веках в области государственного строительства у России было два искушения: неконтролируемая демократизация и вождизм. Первая каждый раз порождала второй. Демократизация 1917 г. привела в итоге к гражданской войне и власти Ленина и Сталина с максимальным ужесточением политического строя. Вполне вероятно, если бы в Гражданской войне победили белые, государственность имела бы облик военной диктатуры, прикрытой ширмой республиканского строя, как это было в ататюрковской Турции или гоминьдановском Китае. Разочарование в радикальных либеральных реформах 1990-х годов привело к власти Путина, умело манипулировавшего реваншистскими настроениями части населения и ставшего фактически бессменным единоличным правителем страны.

Когда зайдет речь о переменах в России, мы услышим многократные клятвы никогда снова не повторить опыт авторитаризма, и, скорее всего, выберем тот же путь — сначала полный разброд и «свободу попугаям», а через десятилетие опять кирзовый сапог очередного «спасителя Отечества». Почему мы полагаем, что наступит именно разброд, а не преемственность? Потому что в условиях забетонированного политического поля на фоне нарастающего недовольства населения невозможно будет выдвинуть клон медведевского типа: все медийные околовластные фигуры дискредитированы соучастием в организации национальной катастрофы и легко проиграют на выборах даже слабому оппозиционному кандидату. Сама же оппозиция режиму слишком идейно разношерстна и больна эгоистическим доктринерством. По мере усиления борьбы за власть оппозиция привычно будет заниматься тем же, чем и все предыдущие годы — дискредитировать сама себя в глазах населения. Это в итоге и приведет к очередному разочарованию в демократии и породит нового диктатора.

Русская и британская королевские семьи

Mary Evans Picture Library

Как устроено российское население

Для того чтобы избежать повторения ошибок, необходимо трезво взглянуть на структуру и ценностный мир населения России. Существует несколько неизменных констант бытия нашей страны. Рассмотрим те из них, которые имеют значение при выборе государственного строя.

Первая константа — это сложившееся за послепетровский период существования российского государства разделение населения на три неравные и нередко противостоящие друг другу группы: народ (подданных), бюрократию и общество. В советские годы к ним прибавилась еще одна сила — спецслужбы.

Народ — самая многочисленная часть населения, обеспечивающая своим трудом функционирование страны. Он отстранен от процесса принятия решений и сконцентрирован на внутренних проблемах каждодневного бытия. Народ в России не обладает выраженным самосознанием единой политической нации, рассматривая себя как подданных верховной государственной власти. Он делегирует ей свой суверенитет в обмен на право не нести моральную ответственность за судьбу страны, за невмешательство в частную жизнь и за соблюдение неписанного договора абстрактной справедливости. Народ находится в состоянии перманентного конфликта с обществом в силу двух причин. Он осознанно аполитичен и потому любые попытки вовлечь его в политический процесс на постоянной основе вызывают активное неприятие. Единственным гарантом соблюдения «договора о справедливости» является верховная власть, а не общество, не являющееся стороной этого договора. Активное участие в оппозиционной деятельности народ рассматривает как нарушение своих обязательств перед властью, а соответственно и повод для власти нарушить данные гарантии. Формула отношения народа к внутриполитическим переменам выглядит довольно просто: он против любых не санкционированных сверху перемен пока государство принципиально не нарушает неписанного договора. В случае грубого несоблюдения властью обязательств народ готов к самой радикальной смене режима на тот, который перезаключит договор о взаимном невмешательстве.

Бюрократия, включая партийную бюрократию, ее клиентеллу и квазиобщественные структуры, является второй по численности после народа группой населения. Она опирается на традиционные принципы местничества и кумовства и эффективно воспроизводит себя, рекруитируя по мере необходимости новых членов из народа и общества, разрушая их предыдущую социальную самоидентификацию. В этом не только ее основная сила, но и слабость — при адаптации новых членов она наследует некоторые характеристики других групп населения. От народа она взяла нерешительность, политическую индифферентность и сосредоточенность на личном благосостоянии. От общества унаследован более высокий интеллектуальный уровень. Чем выше уровень бюрократии, тем она образованнее и мировоззренчески ближе к обществу, так как вынуждена решать все более масштабные задачи, изучать опыт, привлекать экспертное сообщество.

Бюрократия консервативна, так как выстраивает схемы и механизмы, обеспечивающие ей стабильное обогащение за счет государства и населения, а любая структурная реформа потребует коренной переделки этих механизмов, необходимости договариваться заново с многочисленными игроками. Тем не менее бюрократия способна и к радикальным переменам ради сохранения своего контроля над политическими и экономическими ресурсами. Яркий пример того — роспуск СССР практически одним росчерком пера. Она обладает специфическим отношением к верховной власти. Будучи номинально лояльнее ей, чем кто бы то ни было в стране, она воспринимает верховную власть лишь как источник собственного статуса, как силу, раздающую условные «ярлыки на княжение», делегирующую право управления населением, определяющую порядок занятия мест, победителей в межведомственных конфликтах. Отношения с верховной властью у бюрократии сводятся не к формуле служения, как у спецслужб, а к взаимовыгодному партнерству, негласному договору. В условном послезавтра именно за бюрократией будет решающий голос в определении направленности и масштаба реформ. В зависимости от того, каково будет это решение, она будет опираться либо на народ, либо на общество. 30 лет назад бюрократия сначала использовала общество как таран для слома советской системы и имитировала свое поражение перед демократическими силами, но уже с конца 1990-х годов стала активно опираться на недовольный реформами народ для удаления из власти наиболее радикально настроенных демократов, требовавших более решительных преобразований.

Люди в российском городе

It's My City

Общество — особенный слой населения, сформировавшийся в первой половине XIX века на основе синтеза либерального дворянства и разночинной интеллигенции, дополненный позднее советской интеллигенцией, и в своих базисных установках остающийся неизменным до сих пор. Несмотря на многочисленные русские эмиграции — дореволюционную, послереволюционную, постсоветскую и, наконец, путинского периода — этот слой регулярно восстанавливает свою численность и позиции главного интеллектуального ресурса и морального цензора нации. Также сохраняется и его базисное разделение на два сектора — правый и левый: славянофилы и западники, сталинисты и троцкисты, сторонники Солженицына и Сахарова, национал-патриоты и левые либералы. Подобная амбивалентность всегда позволяет ему, пожертвовав одной своей половиной, сохранить позиции. Этот слой обладает выраженной политической субъектностью и самоидентификацией, однако страдает абстрактным доктринерством и выраженным презрением к остальному населению страны. Среди всех социальных групп общество наименее способно к внутренней перестройке, ибо является носителем мессианской идеи абстрактной справедливости. Сильной стороной общества является его нетерпимость, агрессивность, способность быстро реагировать на политические события и готовность к самопожертвованию. Этика максимализма — ахиллесова пята общества: оно не способно ужиться с властью как таковой, без разницы ее характера.

Спецслужбы — особая каста, восходящая в своей исторической преемственности от ВЧК-ОГПУ-НКВД. Наряду с обществом она обладает наиболее выраженной субъектностью, а также политическими амбициями. Она идентифицирует себя как новое дворянство. Наравне с обществом офицеры спецслужб полагают себя компетентными во всех основополагающих вопросах жизни страны, включая экономику, право, внутреннюю и внешнюю политику. Обладая меньшим интеллектуальным потенциалом, при этом имеют несоизмеримо бóльшие способности реально влиять на направление развития страны. Спецслужбы стремятся к управлению страной при помощи негласного контроля за всеми основными силовыми ведомствами и субъектами экономической деятельности.

Являясь замкнутой корпорацией, «органы» обладают как всеми ее достоинствами, так и недостатками, к которым, прежде всего, относятся острая внутривидовая борьба между различными службами и негативное отношение к ним всех оставшихся групп населения. Общество настроено наиболее негативно, так как видит в спецслужбах исключительно репрессивный аппарат, который традиционно использовался для подавления именно образованного слоя населения. Бюрократию раздражает необходимость во всех сферах уступать представителям спецслужб, вызывает опасения неусыпный контроль с их стороны. Для чиновничества спецслужбы являются главным конкурентом в борьбе за власть и денежные потоки. Народ в силу своей глобальной индифферентности воспринимает «органы» наименее негативно: как государственную силу, своеобразную опричнину, с которой опасно и бессмысленно вступать в конфронтацию, но ограниченное сотрудничество, наоборот, может дать материальные преференции.

Ахиллесовой пятой спецслужб является их срастание с государственным аппаратом в 2000–2020-е годы, что делает их в глазах остальных трех групп населения ответственными за все происходящее в стране: не только бенефициарами всех успехов, но и виновниками провалов. Не случайно при малейших неприятностях всегда первым задают вопрос: а где же были компетентные органы? В реалиях гипотетического послезавтра эта составляющая делает их максимально уязвимыми и главными претендентами на роль крайних в стране. С другой стороны, слабость позиции будет заставлять их консолидироваться и первыми искать рациональный выход из кризисной ситуации, чтобы не понести ответственность даже за то, к чему они не были причастны.

Директор ФСБ Александр Бортников

Federation Council of Russia / via Globallookpress.com

Таким образом, в отношении к государственной власти мы видим некоторый парадокс. Народ и общество осознанно отделяют себя от государства, но по разным причинам: первый — по принципу взаимного невмешательства, второе — на основе этического неприятия правил игры. Бюрократия и спецслужбы считают себя единственными носителями и главной опорой идеологии этатизма. При этом общество и спецслужбы готовы вести борьбу со всеми остальными силами за право определять внешнюю и внутреннюю политику; а народ и бюрократия согласны принять принципиально любой строй при условии незыблемости правил игры и договора о взаимном ненападении с властью. Именно эта конструкция создает максимально удобные условия для верховной власти для тактического маневрирования между различными группами населения. Выраженную партийную борьбу у нас в стране заменяют борьба ведомств (по Ключевскому) и противостояние различных групп населения.

Сложившаяся структура населения, с одной стороны, является благодатной почвой для максимально авторитарных режимов и неограниченных полномочий высшей администрации, но, с другой стороны, лишает ее возможности стратегического планирования. Выбирая консервативный курс, она вынуждена решать, опирается она на народ или на бюрократию, так как их интересы противоположны — бюрократам нужен тотальный контроль над населением ради самообогащения, а народу — полное невмешательство в его каждодневную жизнь плюс социальная справедливость. Выбирая курс на структурные реформы, власть не может опереться одновременно и на общество, и на спецслужбы в силу острого антагонизма между этими силами. Мы не можем изменить кардинально матрицу — структуру населения, складывавшуюся многие поколения, но можем рассмотреть иной тип организации верховной власти, позволяющий ее использовать и минимизировать противоречия.

Россия — это часть Европы

Вторая константа — принадлежность России к глобальной европейской цивилизации, возникшей на базе Римской империи. Несмотря на различные евразийские концепции русской истории, несмотря на тесные экономические отношения с Китаем, Индией, мусульманским миром, несмотря на географическое расположение страны, российская государственность и культура являются частью большого Рима, иными словами, Большой Европы. Этот вывод столь очевиден для человека, знакомого с русской историей и культурой, что, казалось бы, и доказывать его не следует. Рассмотрим лишь четыре кардинальных прорыва в истории русской государственности.

Первый прорыв — создание единого государства Русь на основе нескольких восточнославянских племен и принятие христианства как государственной религии. Оно было осуществлено варяжской династией Рюриковичей, чье европейское скандинавское происхождение доказано исторически, археологически, генеалогически и генетически. Христианство же было принято из Восточной Римской империи (Византии). Второй прорыв — освобождение от татаро-монгольского ига и создание единого Московского государства при Иване III. Это происходило именно в рамках европеизации страны: можно вспомнить хотя бы итальянских архитекторов, возводивших Московский Кремль и соборы, или более позднюю концепцию Москва — Третий Рим. Третий прорыв — это петровские реформы и создание великой Российской империи. Европейский характер преобразований Петра и его наследников сомнений не вызывает — это был постоянный тренд развития страны вплоть до 1917 г. Наконец, четвертый прорыв — Октябрьская революция, которая, сколь бы ни были трагичны ее последствия для русского народа и культуры, также являлась в чистом виде западническим проектом. Это была попытка практической реализации леворадикальной европейской идеологии, приведшая к превращению СССР в мировую империю, в одного из двух мировых гегемонов, распространившего свое влияние на Евразию, Африку и небольшую часть Латинской Америки. При этом мы знаем лишь один длительный период ориентализации страны — 200 лет монголо-татарского ига, эпоху культурной и экономической стагнации, распрей между княжествами, утери государственного суверенитета.

Революция 1917 года. Народ у Таврического дворца слушает сообщение об отречении Николая II

Russian Look

От Запада Россия зависит ментально: там находятся культурные и идеологические ресурсы и ориентиры. От Востока — витально, так как здесь сосредоточены жизненно важные ресурсы: территориальные, природные, частично демографические. Россия — это та часть Запада, которая произрастает на Востоке. Но именно вестернизация каждый раз давала импульс развитию страны, оказывала судьбоносное влияние, укрепляла государство. Мировое могущество советского периода было достигнуто колоссальной перегрузкой сил народа, закончившейся его культурной и социальной деградацией, распадом страны. Сейчас мы живем в период деградации большевизма, исторически обреченного на исчезновение, но из последних сил ищущего различные пути, в том числе и силовые, к собственному выживанию. Необходимо разрубить этот узел, выйти из парадигмы, созданной в 1917 году, дать старт культурному, социальному и экономическому возрождению страны. Современный уровень политического процесса, выражающийся в борьбе чекистской автократии с леволиберальной оппозицией — это борьба внутри советского проекта, продолжение противостояния сталинистов с троцкистами. Надо помнить, что именно революционная демократия породила сталинизм, а Сталин на самом деле во многом был продолжателем линии Троцкого. Потому выбор в пользу Троцкого всегда закончится новым Сталиным.

Страна вождей

Третья константа — персонификация власти, или вождизм. Неверно было бы считать, что персонификация власти относится только к главе государства и является следствием исторического развития страны. На самом деле, это явление пронизывает все общество. В России почти в любой структуре или коллективе существует «лицо, действительно принимающее решения». Причем не имеет значения, является ли оно номинальным главой данной структуры или занимает более скромный пост. Если говорить о верховной власти в постмонархический период, то власть всегда ассоциировалась с конкретным человеком. Руководство СССР было коллегиальным не только номинально, но и реально, возможно, лишь за исключением небольшого периода личной власти Сталина с конца 1930-х до 1953 г. Решения принимались Политбюро, а генеральный секретарь ЦК КПСС мог дорого заплатить за действия наперекор мнению коллег, как, например, Хрущев. При этом коллективный орган нуждался именно в персоне — не зря Политбюро отказывалось отпускать на покой уже больного и уставшего Брежнева.

Леонид Брежнев и члены Политбюро на трибуне Мавзолея

Yuri Abramotchkin / Russian Look / Global Look Press

Даже сама процедура провозглашения России республикой 1 сентября 1917 года носила не демократический, а вполне авторитарный волюнтаристский характер, без голосований и референдумов. Постановление о провозглашении республики подписал председатель Временного правительства Керенский и министр юстиции Зарудный. Этот акт и заложил традицию авторитарного республиканства. Даже само прекращение полномочий главы государства носило чисто монархический характер. Пять руководителей правили до смерти (Ленин, Сталин, Брежнев, Черненко и Андропов), трое были свергнуты (Керенский, Хрущев и Горбачев), один досрочно оставил пост (Ельцин) и только Дмитрий Медведев ушел в срок согласно Конституции. При этом четыре года медведевского президентства все равно в сознании людей относятся именно к путинскому правлению, так как именно глава правительства Путин держал в руках реальные бразды правления страной.

Вождизм органично вписан и в политическую оппозицию. Поражение партии на выборах в большинстве западных демократий приводит к смене лидера. В России политические партии неотделимы от их лидеров, правящих ими, как собственной вотчиной. Смерть лидера может погубить партию. Это относится не только к таким партиям, как ЛДПР и КПРФ, с бессменными Жириновским или Зюгановым, но и к самой демократической из легальных — леволиберальной партии «Яблоко», чьим реальным лидером остается Явлинский, кто бы ни возглавлял партию номинально — Митрохин, Слабунова или Рыбаков. Да и сам Навальный, которого еще недавно называли безальтернативным лидером несистемной либеральной оппозиции, также выраженно склонен к вождизму. Мы видим, что принцип персонификации не зависит от идеологической направленности партии.

Существует расхожее убеждение, что если сменить строй с президентской на парламентскую республику, эта традиция изменится и реальная власть окажется у коллегиального органа. Однако в стране, где народ осознанно не хочет принимать решения и нести ответственность за последствия своего выбора, где образованное общество относится к любой власти негативно или отстраненно, а бюрократия готова служить той власти, которая позволит ей обогащаться за счет населения, партийная демократия неминуемо превращается в декорацию. В рамках такой системы реальная власть находится в руках слоя, обладающего ницшеанской волей к власти. В России это спецслужбы, высшие эшелоны бюрократии и небольшая группа миллиардеров. Именно эта группа, правившая Россией последние 30 лет, и привела к тотальному кризису государства.

Что мы в силах изменить?

Из сложившейся ситуации есть два выхода: изменить структуру населения, что может быть сопряжено с серьезными внутренними потрясениями вплоть до массового кровопролития, или изменить состав правящей элиты, что возможно лишь в рамках изменения государственного строя, так как именно верховная власть в конечном счете определяет состав правящей элиты, а не наоборот. В современном мире существует множество форм государственности: парламентская демократия, президентская республика, партократия, теократия, абсолютная (неограниченная) монархия, конституционная (ограниченная) монархия и другие формы. Для стран с высоким уровнем социально-политического развития, гарантированными правами человека характерны президентская и парламентская республика, а также конституционная монархия. В современной России президентская республика быстро превратилась в чистую автократию. Выбор остался между парламентской республикой и ограниченной монархией.

Почему не республика? Чем демократичнее политический строй, тем большей сознательности он требует от населения. Республиканский строй, безусловно, является оптимально приемлемым при высоком уровне политизации населения, при наличии гражданской культуры терпимости и взаимного уважения, при ощущении единства политической нации, при совершении людьми осознанного электорального выбора. Одним словом, человек должен понимать, что от поставленной им галочки в бюллетене зависит его конкретная жизнь, права и благосостояние, в целом его судьба. Он должен терпимо относиться к позиции людей, с которыми не согласен. Он должен интересоваться политическими программами, а не только несколькими яркими лозунгами. Есть ли это все в России? Вопрос риторический. Нет, конечно.

Республиканцы возразят, что в России, кроме привычно лояльного власти и аполитичного старшего поколения, есть еще и молодое поколение в возрасте от 18 до 35, жаждущее перемен, не готовое мириться с застоем. Не спорю, молодежь против авторитарного режима, но, увы, она идет по пути наименьшего сопротивления. За последние 20 лет, включая месяцы спецоперации в Украине, Россию покинуло 2,5 миллиона человек — в основном хорошо образованных молодых людей, предпочитающих борьбе за изменение страны личный комфорт, безопасность и самореализацию. Социально-экономический индивидуализм успешно сочетается с политическим инфантилизмом. Последние 10 лет я являюсь членом участковой избирательной комиссии в «интеллигентном» районе Москвы — даже здесь молодых людей на выборах не встретишь. Мы сами не хотим участвовать в политике, а потом возмущаемся, почему же старшее поколение игнорирует наше мнение и ведет нас обратно в СССР? Дигитализация, порождающая клиповое сознание, лишь усиливает элементы охлократии в обществе.

Чем же закончится парламентская республика в России? После энтузиазма первых свободных выборов большая часть активного населения с головой погрузится в проблемы каждодневного бытия (а их будет очень много), оставив партиям прерогативу определять их будущее. Рано или поздно это приведет к активизации бывшей чекистской элиты, которая выдвинет из своей среды нового национального лидера. Скорее всего, он не будет кадровым спецслужбистом, но будет связан с органами неформально и не подпадет под возможную люстрацию. В условиях атомизированного общества на свободных выборах он сможет снова консолидировать большинство народа, подкупить бюрократию и со временем станет новым автократом. Наша же задача состоит в том, чтобы диктатура не повторилась больше никогда. Таким образом, нужен гарант демократии, который не допустит возникновения новых диктаторов. Для этого он сам должен обладать верховной властью в стране и иметь свою социальную базу.

Остается конституционная монархия. Почему именно она? Приведем основные аргументы pro, оставив доказывание обратного противникам монархического строя.

Монархия является стабильным гарантом от возникновения авторитарной диктатуры, равно и от перерождения в деспотию. Монарх не заинтересован в установлении личной диктатуры, ибо его верховная власть приобретается по праву рождения, является пожизненной и наследственной, а потому не может быть ликвидирована. Любой монарх дорожит своим статусом и не готов в эпоху демократий рисковать изменением политической системы ради увеличения своих реальных полномочий. В то же самое время ни один монарх не потерпит рядом с собой диктатора-популиста, который будет неизменно стремиться занять первое место, так как диктатор по определению не может быть вторым лицом в стране. Не случайно главным врагом фашистского дуче Бенито Муссолини в Италии был именно король Виктор Эммануил III, с которым он вел непримиримую войну. Но это исключительный случай. В большинстве же монархий не возникает диктаторов.

Муссолини и король Виктор Эммануил, 1928 год. По мнению автора, Италия — исключительный пример, когда внутри конституционной монархии родилась диктатура

Scherl / Global Look Press

Важная составляющая статуса монарха — исключительное право на символическую власть в стране. Он является символом единства и национальной идентичности. Яркий пример — британская монархия. Возможно, в условиях парламентской демократии страна давно бы уже распалась на Англию, Шотландию и Уэльс, если бы не национально-объединяющая роль королевской власти, если бы королева не была символом, скрепляющим наднациональную идентичность британской нации. Сложной и многонациональной России нужен такой скрепляющий символ. Начавшийся еще в 1990-е годы поиск национальной идеи для России ни к чему не привел, так как ее не существует в обществе индивидуалистов. Главным объединяющим символом стала победа в Великой Отечественной войне, событие 77-летней давности, а главным орудием — телевизионная пропаганда. Но это мертвый символ, не имеющий продолжения в сегодняшней жизни — война закончилась победой. Единственный способ оживить этот символ — начать новую войну, что мы и наблюдаем, а потом еще одну и еще одну. Неизбежный кризис идеологии милитаризма, который наступит с первым же серьезным провалом, нивелирует «Великую Победу» как объединяющий символ до уровня просто значимого исторического события.

Именно наследственная монархия с ее традициями, ритуалами, непрерывным продолжением может стать таким живым и современным символом, связывающим разные народы и территории нашей страны под единой императорской короной. Она при правильном подходе может стать узнаваемым брендом страны. Единственное, что может помешать монархии — это кризис культуры, ибо подобный строй требует определенного уровня культуры и образования населения, в отличие от авторитаризма, не нуждающегося в нем.

Готовы ли россияне к переменам?

В этом вопросе мы подходим к самому болезненному моменту этой статьи — неприятной правде о современном состоянии нашего населения. Оно страдает рядом недостатков, которые были привиты ему советским, а частью и постсоветским государством. Правящая элита осознанно консервировала нищету, особенно в русских регионах страны. Потому что нищета — это покорность и управляемость, иллюзия беспомощности, безвыходное состояние с единственной надеждой на подачку властей, за которую люди готовы выполнить любой, даже незаконный или аморальный приказ.

Государство развалило систему школьного и вузовского образования, превратив ее в формальную отчетность. Цель очевидна: лишить людей способности анализировать информацию, принимать независимые решения, повысить управляемость, превратить их из производителей в потребителей, сделать менее профессиональными и конкурентоспособными на рынке труда, а значит, зависимыми от централизованного распределения верховной властью материальных благ. Третья вина элит — борьба с культурой, осознанное снижение уровня культуры населения путем понижения статуса гуманитарного знания и гуманитарных наук, пропаганды антигуманных ценностей, индивидуализма, культуры потребления, поведенческого цинизма. Цель очевидна и крайне утилитарна. Культура отвечает за такие важные составляющие личности, как совесть, понятие справедливости, чувство собственного достоинства, самоидентификация человека, понимание своих исторических и культурных корней. Народ, лишенный культуры, превращается в легко поддающийся манипулированию плебс. Он более не может сопротивляться произволу властей только потому, что неспособен отличить добро от зла или равнодушно относится к вопросам нравственности.

Подобное глубоко нездоровое состояние нашего населения является главным препятствием для нормального функционирования как парламентской демократии, так и конституционной монархии, требующих определенного уровня сознательности граждан или подданных соответственно. Важно понимать, что оно не имманентно присуще россиянам, а является искусственным продуктом целенаправленной государственной политики. Без изменения морально-нравственного и интеллектуального состояния населения не стоит рассчитывать на какие-либо успехи социально-политических и экономических реформ, ибо сначала человек всегда отвечает на вопрос «зачем?», и только потом на вопрос «каким образом?»

Таким образом, главная задача восстановления страны лежит именно в гуманитарной сфере. Для ее решения необходима не только централизованная государственная воля, но и наличие некого эталона — социального слоя или персоны, на которых будут равняться остальные граждане. Именно в этом ключе персона монарха и сам монархический строй может иметь оздоравливающее значение для всех людей. Преемственность с классической русской культурой, связь с подлинно христианской этикой любви и уважения к ближнему, служения человека обществу не может быть просто лозунгом, она должна иметь свое реальное зримое воплощение в конкретной личности.

Бывший испанский король Хуан Карлос — живой пример реставрации конституционной монархии после диктатуры в Испании

PPE / face to face / Global Look Press

Личность монарха должна быть средоточием положительных качеств и обладать непреклонной волей к внедрению их среди граждан. Этим обуславливается важность выбора принципа реставрации монархии, дабы ошибка не была допущена на самом первом этапе возрождения. Существуют различные способы восстановления монархии: вернуть на престол одного из представителей ранее правивших в России династий — Романовых или Рюриковичей, или избрать нового царя и новую династию. Мы говорим именно о реставрации династии Романовых, а не о выборе новой династии. Тому есть веские причины. Во-первых, только они обладают врожденным правом на российский императорский титул и могут фактом своего нахождения на престоле восстановить разорванную историческую преемственность с досоветской Россией. Им не нужно постоянно доказывать свое право на верховную власть, а соответственно не нужно заниматься популизмом. Любой другой род вынужден будет заниматься играми в бонапартизм: не имея законных прав на престол, он будет расширять свои реальные властные полномочии, вписываться в сложившиеся политические реалии и расстановку сил. Выскочка будет не создавать новое, опираясь на свое врожденное право и возрожденную традицию, а консервировать те самые негативные особенности современности.

Во-вторых, потомки династии Романовых — это в большинстве своем люди, выросшие в вынужденной эмиграции в демократических странах, которым ценности прав и свобод человека, гражданского общества привиты с юношества через семью и систему образования. Это высокообразованные и высококультурные люди, что крайне важно для страны с выученной привычкой ориентироваться на первое лицо, перенимать его манеру поведения, риторику, ценностные ориентиры. Именно с первого лица начинается или возрождение, или деградация культуры поведения в стране, особенно в эпоху массмедиа. В этой связи хотелось бы опровергнуть тезис республиканцев, что на демократических выборах есть гораздо больший шанс выбрать ответственного главу государства, чем получить случайным образом в результате его рождения в императорской семье. Все обстоит ровным счетом наоборот. Как раз от политика-популиста, избранного нищим, оболваненным, обескультуренным народом, вряд ли следует ожидать более высокой нравственности, культуры и интеллекта, чем от человека, родившегося и получившего воспитание в высококультурной среде, с детства подготовленного к служению своей стране и народу.

Сущность монархического режима в случае его реставрации будет определяться отнюдь не самим принципом единовластия, а реальной системой сдержек и противовесов, которая будет заложена в основу обновленного политического строя Российской империи. Можно рассматривать различные варианты, вплоть до того, что императору будет принадлежать лишь высшая судебная власть и частично законодательная совместно с парламентом. Исполнительная же власть вполне может принадлежать избираемому напрямую народом либо парламентом премьер-министру.

Король Нидерландов Виллем-Александр и его дочери — принцессы Алексиа и Ариана

Albert Nieboer / Royal Press Europe / Global Look Press

Если монарх станет главой судебной власти, перед ним встанет важнейшая задача — обеспечение гарантий безопасности предыдущему руководству страны. Не нужно быть идеалистами и полагать, что чекистская элита и высшая бюрократия безропотно отдадут власть. Справедливо опасаясь за свою жизнь, свободу и имущество, они, безусловно, будут сопротивляться до последнего, включая самые жесткие силовые методы. Такое противостояние с обществом может не только вылиться в открытое гражданское противостояние и масштабное кровопролитие, что не раз бывало в нашей истории, но и привести к значительному ухудшению и так тяжелого состояния страны, поставить само ее существование под вопрос.

Безусловно, любыми силами надо стараться избежать гражданского противостояния. Именно поэтому уходящему режиму понадобятся гарантии, прежде всего отказ от юридических преследований представителей правящей верхушки государства в обмен на их добровольный отказ от власти. Ни одно демократическое правительство, которое может слететь на ближайших же выборах, не сможет дать таких гарантий. Только персона несменяемого монарха может дать им уверенность в собственной безопасности. Цинично? Нет — разумно и гуманно, ибо месть — это удел безумцев или садистов. Задача новой элиты — воссоздание страны. Можно привести пример контролируемой передачи власти и демократизации Испании после падения франкистского режима, которую возглавил король Хуан Карлос. Переход к цивилизованному управлению имел место и в Камбодже, когда именно реставрация монархии стала спасительным мостом между обществом, изуродованным режимом красных кхмеров, к современному демократическому строю. Кто знает, если бы монархия была бы возрождена в Афганистане, как предлагали многие аналитики, возможно, не произошло бы торжественного возвращения к власти талибов (организация признана террористической и запрещена в РФ. — Republic).

Каким должен быть новый русский царь

Кем же должен стать новый русский царь? Прежде всего — объединяющим центром притяжения и формирования новой российской национальной элиты, которая сменит морально и политически обанкротившуюся элиту постсоветской РФ. Для ее формирования есть четыре основных источника: политически активная часть образованного общества; русские национал-патриоты, та их часть, которая не поддалась красно-коричневой пропаганде последних лет; потомки старой русской дореволюционной элиты, как носители исторической и культурной преемственности с дореволюционным обществом; и, разумеется, та часть современной элиты РФ, которая не запачкала себя в активном участии в противоправных действиях и пропаганде ненависти.

По отдельности эти группы, различные по своим политическим воззрениям, не нашли бы общего языка и непременно начали бы враждовать друг с другом. Именно для объединения их в новую национальную элиту, для гармонизации их взаимодействия понадобится центр в виде фигуры монарха, придающий им социальный и политический статус.

Да, возможно, конституционная монархия — это не идеальная форма государственного устройства, но это лучшее, что можно организовать в реальных политических условиях России.

В вопросе определения конкретной персоны будущего императора можно руководствоваться базовыми принципами: прямое происхождение от династии Романовых, родственная близость к последнему русскому царю Николаю II, православное вероисповедание, отсутствие тесных связей с российским режимом в 2010–2020-е гг., личная готовность осознанно взять на себя ответственность за будущее страны. Несмотря на наличие законов о престолонаследии, действие их в данный момент крайне сложно применить на практике из-за разночтения по нескольким принципиальным вопросам и отсутствия органа, имеющего законное право трактовать дореволюционное российское право. Подробнее на данную тему можно прочитать в моем аналитическом материале «Российское императорское престолонаследие в реалиях XXI века».