Геннадий Зюганов на церемонии прощания с Владимиром Жириновским в Колонном зале Дома Союзов. Фото: Komsomolskaya Pravda / Global Look Press
Я уже писал (ссылка ведет на сайт СМИ, внесенного Минюстом РФ в реестр СМИ-«иноагентов») о том, что происходит сейчас с «внесистемной» оппозицией и оппозиционной общественностью: если кратко, это раскол по двум основным темам — эмиграции и поиска виновных, что ведет лишь к еще большей деморализации; выход из этого — только в переходе к позитивной повестке нового будущего и новой системы. Теперь перейдем к оппозиции системной. У нее ситуация разброда и шатания , т. е. неопределенности ничем не лучше. «Спецоперация» на Украине на время почти уничтожила интерес ко всем иным темам — и в легальной политике тоже. Это неудивительно: когда у вас горит дом, вам не до покосившегося забора, вредителей в огороде и дыры в подошве ботинка. Все прочие проблемы не исчезли, просто они «отложены» текущей катастрофой и неизбежно вернутся по мере рутинизации новой реальности, поисков путей выживания и объяснений случившегося.
Политическая жизнь тоже словно замерла, политики впали в анабиоз. Никого не видно и не слышно, кроме тех, кто пытается оправдать и поддержать агрессию (это в первую очередь карьерно активные чиновники и политики, пытающиеся изо всех показать преданность и нужность режиму), и тех, кто ей пытается противостоять. Противостоящие делятся на две группы. Первые открыто критикуют агрессию и власти, вторые не говорят прямо о военных действиях и не упоминают имен конкретных чиновников, но активно говорят о последствиях, в первую очередь социальных и экономических. При этом и первые, и вторые противники агрессии нередко оказываются в эмиграции: внешней (это чаще открытые противники) или внутренней (они критикуют агрессию косвенно, через анализ ее последствий).
Однако большинство просто молчат и пережидают. Их позиция проста: и прошлые трудные времена пережили, и эти переживем, главное — не высовываться и не сломать себе шею. Этот инфантилизм как философия у многих вызывает удивление, особенно за рубежом, но он психологически понятен с учетом истории страны, пережитых ей за последнее столетие катастроф и репрессий, уничтоживших всех, кто был против власти. Опыта успешного сопротивления граждане на своей памяти вспомнить почти не могут, зато опыта репрессий и примеров пострадавших — сколько угодно. И эта философия «от нас ничего не зависит» активно транслировалась поощряемыми властью «инфлюэнсерами» как минимум последние 20 лет. Именно те, кто 20 лет сидел на диване, говорил, что голосовать бессмысленно, выбирать меньшее зло — бессмысленно и т.д., и несут ответственность за то, что сейчас большинство граждан молчат и просто ждут.
Точно так же, как и население, ведет себя и политическая оппозиция (в первую очередь системная, которой есть что терять). Активно критиковать «спецоперацию» она не может по политическим причинам: это мгновенно будет воспринято как бунт и подавшим голос «оторвут голову» (как минимум, в карьерно-политическом смысле). Но активно поддерживать «спецоперацию» тоже бессмысленно. Во-первых, в этом случае полностью стирается различие между властью и системной оппозицией, а раз так, то зачем за нее, за такую оппозицию, голосовать. Во-вторых, с учетом уже начавшегося нового социально-экономического кризиса, спровоцированного введенными из-за войны жесточайшими санкциями, ситуация в стране ухудшается и явно будет ухудшаться дальше: инфляция, девальвация, внешняя изоляция, рост безработицы, дефицит на все новые группы товаров и т.д — попытки все это одобрить или поддержать избиратели вряд ли оценят.
Получается, что критика опасна политически, поддержка опасна электорально.
В таких условиях большая часть оппозиции не делает, по сути, ничего: просто залегла на политическое дно и пережидает, когда ситуация станет менее опасной и более ясной по перспективам.
На этом фоне внутри части системной оппозиции нарастают противоречия. В ЛДПР идет борьба за наследие Жириновского, в КПРФ усиливается раскол между «патриотами» (в основном старая партноменклатура, давно выступавшая за поддержку ЛНР/ДНР) и противниками войны и милитаризации (значительная часть молодого крыла партии, выдвигавшиеся от нее гражданские активисты и правозащитники). К примеру, антивоенные настроения сильны в организациях Коми, Приморья, Воронежа и т.д. В КПРФ уже начинаются партийные чистки и исключения противников спецоперации, хотя это — настоящий электоральный самострел: именно объединение самых разных групп недовольных и позволяло партии добиваться успехов в последние годы. Одновременно на них давит власть: первым депутатом-физическим лицом-«СМИ-иностранным агентом» власти признали депутата Госсовета Коми от КПРФ Виктора Воробьева.
Тем временем жизнь идет своим чередом и потихоньку начинается новая избирательная кампания-2022 (а за ней и намного более широкие и опасные для власти выборы-2023 — ссылка ведет на сайт СМИ, внесенного Минюстом РФ в реестр СМИ-«иноагентов»).
Пока по всем опросам партия власти уверенно доминирует. Так, государственный ВЦИОМ 22 апреля о итогам самого свежего своего опроса (завершился 17 апреля) сообщил, что уровень поддержки партии «Единая Россия» составил 40,4% (-2,1 п.п. за неделю), КПРФ — 10,3% (-0,8 п.п.), ЛДПР — 9,4% (+0,6 п.п.), «Справедливая Россия — Патриоты — За правду» — 5,8% (+0,2 п.п.) и «Новые люди» — 5,0% (+0,2 п.п.). На эту же дату ФОМ давал «Единой России» 45% (+3 п.п. за неделю) от опрошенных (в конце января было 34%). И ВЦИОМ, и ФОМ задавали практически идентичный вопрос «Скажите, пожалуйста, как, за какую партию Вы бы проголосовали, если бы выборы прошли в ближайшее воскресенье?». Конечно, любые рейтинговые опросы в чрезвычайных условиях надо воспринимать с осторожностью: политически активные избиратели явно напуганы, что не может не влиять на их готовность к участию в опросах и открытому выражению ими своего мнения. Однако очевидно и то, что кроме партии власти, в публичном поле люди сейчас вообще никого не видят. Кроме того, имеет место и кратковременный эффект «объединения вокруг флага»: множество санкций направлено на россиян как таковых и, не видя никакой личной вины в происходящем, граждане в ответ чувствуют себя обиженными и ситуативно в своей обиде оказываются отчасти едины с властью. Возникает парадокс: последствия «спецоперации» психологически воспринимаются как ее оправдание («это все из-за того, что они нас никогда не любили»).
Однако это бесспорное сейчас доминирование партии власти (можно спорить не с самим фактом доминирования, а с реальными процентами поддержки) явно временное и начнет улетучиваться по мере усиления кризиса, роста социально-экономических проблем и неизбежного завершения активной фазы «спецоперации».
Истерия всегда явление временное.
У нас уже есть опыт 2018 года, когда системная оппозиция большую часть кампании вела привычную игру в поддавки, более-менее активизировавшись в условиях пенсионной реформы только к августу. Однако даже в условиях столь слабой кампании, разозленный и разочарованный избиратель все равно на выборах продемонстрировал массовое протестное голосование и проголосовал даже за ту слабую оппозицию, которая была в бюллетенях — просто потому что больше никого не было.
О том, что власти осознают риски роста протестного голосования, свидетельствует и принятие закона №60-ФЗ от 14 марта 2022 о новых обширных поправках в избирательное законодательство, дающих возможности еще более широко применять «дистанционное электронное голосование» (введена специальная статья 64.1 в закон «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ») и отменяющие институт членов избирательных комиссий с правом совещательного голоса во всех комиссиях ниже регионального уровня (на участках и в ТИКах). Еще больше расширяются и ограничения пассивного права. Эти поправки как раз показывают, что с ожиданиями поддержки власти на предстоящих выборах все не то чтобы хорошо, а как раз наоборот, все плохо.
Вероятно, системная оппозиция на это и рассчитывает — молча лежать на политическом дне,
выполняя лишь формальные процедуры по выдвижению кандидатов, а фактически не ведя никакой кампании и полагаясь на рост протестного голосования сам по себе. Это означает, что собственно избирательная кампания 2022 года будет носить номинальный характер, граждане ее почти не увидят и голосование обеспечат бюджетники и «мотивированный привод», а также фальсификации. Но все может поменять острота кризиса и рост внутренних противоречий в самой оппозиции.
Что в таких случаях наиболее рационально делать системной оппозиции?
- Избегать активной поддержки спецоперации: лучше вообще ничего не говорить, чем поддерживать;
- избегать партийных чисток и исключений, при низкой явке это очень опасные игры, которые могут привести к существенному оттоку протестного электората;
- для сохранения оппозиционного имиджа, когда нельзя критиковать саму «спецоперацию», критиковать социально-экономическую политику, конкретные решения правительства, губернаторов и т.д.;
- отдать приоритет проблемной критике над персональной;
- выступать в защиту жертв разного рода давления, гражданских активистов, журналистов — это позволит сохранить человеческое лицо и крайне важно для сохранения самой среды, способной обеспечить хоть в какой-то мере подобие конкурентных выборов.
А зачем вообще нужна такая системная оппозиция? На этот вопрос есть ответ.
Сохранение пусть слабой, но все же существующей системной оппозиции в стране крайне важно для того, чтобы иметь хоть какие-то точки опоры формирования новой политической системы в стране после крушения системы нынешней.
Как бы к ним не относиться (а системные партии состоят из живых людей, которые так же боятся репрессий и давления, как и обычные беспартийные граждане), они обладают политической инфраструктурой — кадровой сетью, региональными и местными организациями, своими СМИ и каналами коммуникации. Как показывает история, в ситуации перемен этот ресурс бесценен. Ничто не возникает из ниоткуда. У любой партии всегда есть партийный или общественный прототип.
Нередко в авторитарных режимах именно системная оппозиция или ее часть становятся инкубатором, из которого в дальнейшем, после крушения прежней системы возникают новые политические силы. К примеру, правящая в Сербии с 2014 года Сербская прогрессивная партия — это не что иное, как отколовшееся в 2008 года от Сербской радикальной партии ее более прагматичное и проевропейское крыло. Сербские радикалы были типичной системной оппозицией в стране во времена Слободана Милошевича. Первоначально Прогрессивную партию возглавил один из бывших лидеров радикалов Томислав Николич, а затем его сменил более молодой Александр Вучич, нынешний президент Сербии.
Другой пример. Первое правительство ГДР после падения монополии СЕПГ возглавили представители тогдашней системной оппозиции — ХДС ГДР. На выборах 1990 года он выступал самостоятельно, получил большинство (40,8%) и сформировал коалиционное правительство во главе с председателем ХДС Лотаром де Мезьером. В результате распределения портфелей между членами предвыборной коалиции должность заместителя пресс-секретаря первого и последнего свободно избранного правительства ГДР получила мало кому тогда известная Ангела Меркель.
Очень вероятно, что из нынешней российской системной оппозиции или какой-то ее части, как бы к ней в целом не относиться, и выйдут российские вучичи, а может быть, и ангелы меркель.
Что еще почитать
Москва, Кремль, Меркель. История канцлера ФРГ родом из ГДР как история отношений России и Германии
