Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1963)
Комедия Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или как я перестал бояться и полюбил бомбу» вышла на экраны почти 60 лет назад (через год будет 60). Я смотрел ее один или два раза, и, восхищаясь тем, как это было сделано, оставался в целом равнодушен к картине. Как мне сейчас кажется, для того, чтобы перестать бояться бомбы, нужно все-таки сначала очень сильно ее испугаться. Похоже, что я оказался по-настоящему готов оценить этот фильм только в последнее время. Но перед тем как рассказать, что я теперь думаю про этот фильм, вот одна история, которую я очень люблю и которая к нему не имеет прямого отношения.
Это случилось в 1950-м году. Как-то сотрудники Национальной Лаборатории в Лос-Аламосе, занятые разработкой термоядерного оружия, стали обсуждать инопланетян и межпланетные путешествия. И тогда великий физик Энрике Ферми, один из отцов атомной и водородной бомбы, присутствовавший при этом разговоре, задал вопрос: «Ну и где они все?» (Where is everybody?). Этот его вопрос впоследствии назвали «парадоксом Ферми». Почему парадоксом? Ну вот, например, через десять лет после описываемого события американский астрофизик Фрэнк Дрэйк предложил формулу, которая позволяла оценить количество обитаемых планет в нашей галактике — с цивилизациями настолько развитыми, что они могли бы вступить с нами в контакт. Получилась какая-то чертова уйма планет. Не то 100 000, не то больше.
Потом эту цифру много раз поправляли, но суть от этого не менялась. На вопрос, «сколько в нашей галактике» может существовать разумных цивилизаций, ответ всегда оставался один: до фига. И тогда вопрос Ферми превращается в парадокс: если их так много, почему мы про них ничего не знаем? Почему ни одна из них не захотела или не смогла с нами пообщаться?
Одно из самых убедительных решений этого парадокса звучит так: если цивилизация достигает определенного уровня развития, то она обязательно изобретает что-нибудь такое, что непременно выходит из-под контроля и ее же уничтожает. То есть всякая разумная цивилизация обречена на самоубийство, которое происходит раньше, чем эта цивилизация успевает установить контакт с братьями по разуму.
В фильме Кубрика как нигде убедительно представлен один из вариантов того, как это может произойти. А то, что это получилось по-настоящему смешно, так это потому, что Кубрик — гений.
Мы оба очень сожалеем…
Кстати, о водородной бомбе, над которой работали участники той памятной дискуссии в Лос-Аламосе. А заодно и о великой комедии Стэнли Кубрика, в которой некто неизвестный перестал ее бояться. Итак, время действия — шестьдесят лет назад. Большинства из вас тогда еще не было на свете. Место действия — Белый Дом, так называемая «военная комната». Ее вообще-то принято называть «ситуационной комнатой» (Situation Room), но это не так важно. В Белом Доме точно есть такое место, где обсуждают и обсуждали войны. Прошлые, настоящие и будущие.
Справа — президент Меркин Мафли (одна из ролей Питера Селлерса), слева — российский посол Алекси де Садески (Питер Булл)
Президент США, которого зовут, допустим, Меркин Мафли, звонит советскому генсеку, которого зовут, допустим, Дмитрий Киссов (такие вот смешные фамилии у этих русских!), и говорит ему примерно следующее:
Алло?… Алло, алло, Дмитрий? Я не очень хорошо тебя слышу. Будь добр, сделай музыку потише. Так лучше. Да. Да. Теперь хорошо слышно, Дмитрий. Четко и ясно, как и положено. Меня тоже слышно, да? Хорошо. Значит, мы оба хорошо слышим друг друга. Да. Это хорошо, что у нас все хорошо. Я согласен. Хорошо — это здорово. Слушай, Дмитрий, ты помнишь, что мы… Мы с тобой часто беседовали о том, что у нас могут быть проблемы с Бомбой. БОМБА, Дмитрий. Водородная бомба. Понимаешь, так вышло, что один из командиров наших баз в некотором роде… Ну, он слегка рехнулся. Стал вести себя немного странно. Он… Он стал делать странные вещи. Я сейчас скажу, что он сделал. Он приказал нашим самолетам бомбить твою страну. Дай мне закончить, Дмитрий. Дай мне закончить, Дмитрий. А как ты думаешь, что я думаю? Ты можешь себе представить, что я думаю? А зачем я, по-твоему, звоню? Просто сказать «привет»? Конечно, мне приятно поговорить с тобой. Конечно, я хотел сказать «привет». И не только сейчас, Дмитрий. Я позвонил сказать, что случилась катастрофа. Да, это дружеский звонок, конечно. Если бы это было не так, ты бы до сих пор ничего не знал. Они долетят до целей примерно через час. Да, это точно, Дмитрий. Я уже говорил с вашим послом. Это не шутка. Мы хотим дать полную информацию о продвижении наших самолетов и об их защитных системах. Да. Понимаешь, если мы не сможем их отозвать, то тогда… ну… нам придется помочь тебе их уничтожить. Да, там наши парни. Не понял, кому мы должны звонить? Кому мы должны звонить? Людям… Прости, ты пропадаешь. В Центральный штаб противовоздушной обороны? А где это, Дмитрий? В Омске. Ясно. Да. Позвони сначала ты, ладно? Надеюсь, у тебя есть их номер, Дмитрий? Ясно. Запросить информацию по Омску… Мне очень жаль, Дмитрий. Я очень сожалею. Хорошо, ты сожалеешь еще больше. Но я тоже очень сожалею. Я сожалею, как и ты, Дмитрий. Не надо говорить, что ты сожалеешь больше, потому что я тоже могу сильно сожалеть. Мы оба очень сожалеем, так? Так…
Ну вот, собственно, сюжет можно уже и не пересказывать. «Почему-то мне это не смешно. По-моему, это жутко и тошнотворно», писал рецензент «Нью-Йорк Таймс» сразу после выхода фильма в 1964-м. Впрочем, это не помешало «Доктору Стрейнджлаву» вот уже почти шестьдесят лет регулярно попадать в списки лучших фильмов всех времен и народов, а заодно и в списки самых смешных комедий за всю историю кино. Хотя и правда, что тут смешного, если в конце фильма ни одного живого человека на поверхности земли не останется.
Впоследствии фильм упрекали в том, что представленная в нем ситуация совершенно невозможна. Ну да, разумеется, это фарс, в котором Питер Селлерс играет сразу три комедийных роли. Но тем более, если это комедия, то зачем же так пугать людей? К пятидесятилетию выхода фильма в журнале Нью-Йоркер появилась статья под говорящим за себя названием: «Почти всё в «Докторе Стрейнджлаве» было правдой».
Под стулом — снова Питер Селлерс
На случай, если после нанесения первого ядерного удара у офицеров, контролирующих ядерное оружия не будет времени или возможности соединиться с высшем руководством, они сами могли принять решение о нанесении удара возмездия. Таким образом, сумасшедший генерал действительно мог начать ядерную войну, и никто не смог бы ему в этом помешать. Потом эти правила поменяли, но как, например, там все сейчас устроено, мы даже не знаем.
Бомба из Америки
Мое детство-отрочество-юность пришлись на самый разгар Холодной войны. Почти все мои американские ровесники, с которыми мне приходилось об этом говорить, вспоминали о том, как в детстве они боялись Бомбы. Почти все они по команде учителя прятались под парты. Это была тренировка на случай ядерного удара. Как могло бы это их защитить, Бог весть. Но у взрослых всегда находится множество интересных способов травмировать своих детей и отыгрывать на них собственные кошмары и страхи.
В отличие от наших американских сверстников, мы не прятались под парты, а активно и деятельно боролись за мир во всем мире. Собственно, за мир во всем мире боролся тогда весь советский народ во главе со своим Генеральным секретарем. Одним из самых популярных анекдотов того времени был ответ валютной проститутки на вопрос клиента-иностранца о цене: «Уберите ваши «Першинги» из Европы»! («Першингами» назывались ракеты с ядерными боеголовками, нацеленные на Советский Союз.)
Все эта борьба за мир воспринималась как абсурд, как идиотизм. «Мы будем бороться за мир, пока камня на камне не останется» — эта советская народная мудрость, придуманная, кажется, Зиновьевым, пересказывалась как анекдот. И я совершенно не помню, чтобы мы как-то особенно боялись Бомбы. Почти все мои сверстники боялись войны с Китаем. А бомба из Америки? Из Америки в нашу страну попадали жвачка, джинсы и глянцевый журнал. Трудно было поверить, что оттуда может прилететь что-то ужасное.
Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1963)
Мы, дети, ходили на демонстрации, посещали классные часы и уроки мира, писали сочинения и письма своим американским сверстникам и все время пели какие-то песни про борьбу за мир. «Солнечному миру — да, да, да! Ядерному взрыву — нет, нет, нет!» — пели мы на пионерских слетах. А наиболее продвинутые из нас меняли слова местами: «Ядерному взрыву — да, да, да…»
С другой стороны, это чисто мой опыт, поскольку я вырос во времена жесткого противостояния с Китаем. Я слышал от тех, кто помоложе, что бомбы они действительно очень боялись.
Сейчас я живу в Америке, и, что поразительно, сколько я не разговаривал с молодыми людьми до тридцати, бомбы среди них не боится примерно никто. Зато они все ужасно боятся изменения климата. Меня это отношение к такой явной и абсолютно реальной экзистенциальной угрозе как ядерная война приводит в ступор и заставляет бояться ее еще больше, но, наверное, у каждого поколения должны быть свои страхи.
Собственно, мне кажется, что по-настоящему в юности атомной войны я испугался один единственный раз. Я был тогда уже студентом. И на лекции по военной подготовке наш бравый полковник убежденно сказал: «Империалисты утверждают, что в ядерной войне не будет победителей. Мы, коммунисты, с ними не согласны. Мы считаем, что в ядерной войне будет победитель. И им будет Советский Союз». Вот тогда я и подумал: «А ведь, наверное, там, выше, сидят такие же идиоты, как этот полковник. И не исключено, что и с другой стороны сидят точно такие же! Значит и вправду, вполне может быть, что…»
Кто такой доктор Стрейнджлав
Впоследствии я понял, что в словах полковника была определенная логика. Эта логика была четко артикулирована в книге Германа Кана «Термоядерная война», вышедшей в 1960 году и ставшей чем-то вроде классики жанра. Концепция этой книги базировалась на двух предпосылках: во-первых, атомная война возможна, во-вторых, в ней можно победить, если тщательно к ней подготовиться. Большая часть этого шестисотстраничного тома была посвящена разбору различных военных сценариев. И действительно, одно дело уничтожено несколько крупных городов, и погибло несколько десятков миллионов человек. Или, как говорит в фильме председатель объединенного комитета начальников штабов США генерал Бак Тургидсон на совещании у президента: «Я же не говорю, что нам не растреплет прически. Но я говорю: 10–20 миллионов максимум, в зависимости от того, как пойдет…» Короче, это один сценарий.
Ну, или, допустим, погибло несколько сотен миллионов, и часть земли стала необитаемой на тысячу лет. Это совсем другой сценарий. Но, в обоих случаях, бОльшая часть людей на земле все-таки выживет. Остается проблема радиоактивного заражения. Кан считал ее хотя и серьезной, но несколько преувеличенной. Конечно, писал он, часть детей будет рождаться с дефектами. «Но очень может быть, что американские лидеры будут готовы рискнуть тем, что помимо всех прочих неприятных последствий, дополнительный один процент наших детей будет рождаться уродами, если это означает не отдать Европу Советской России».
Фильм Кубрика — это в некотором роде его ответ на книгу Кана. Говорят, что Кубрик просто обожал эту книгу и требовал, чтобы все члены съемочной группы ее прочли. Кубрик много раз встречался с Каном и обсуждал с ним различные ядерные сценарии. Фильм был настолько насыщен цитатами из книги, что Кан потребовал у Кубрика гонорар, на что, впрочем, Кубрик добродушно ответил, что «это так не работает».
Питер Селлерс в роли доктора Стрейнджлава
Со страниц «Термоядерной войны» в фильм перешла и идея «машины Судного Дня». Только в книге это было чисто гипотетическим предположением, иллюстрирующим идею ядерного сдерживания. А в фильме она воплотилась в реальное устройство, построенное русскими. «Машина Судного Дня» — это такая штука, которая в случае нанесения ядерного удара по Советскому Союзу устраивает серию термоядерных взрывов, которые гарантировано уничтожают всю жизнь на земле. Как говорил нынешний президент Российской Федерации: «Мы, как мученики, попадем в рай, а они сдохнут!»
Кто же мог предполагать, что командир авиабазы «Берпелсон», на которой базируются бомбардировщики B-52, оснащенные водородными бомбами, генерал Джэк Риппер устроит ядерную атаку на Советский Союз буквально за несколько дней до партийного съезда, на котором Дмитрий Кисов должен был объявить миру о запуске этой машины? Машины, превращающей любую атаку на СССР в коллективное самоубийство цивилизации? «Весь смысл «машины Судного Дня» теряется, если вы держите ее в секрете», — жалуется доктор Стрейнджлав словами Германа Кана. Но поздно. Как говорится, что-то пошло не так.
Разумеется, Германа Кана можно считать главным прототипом советника президента США по ядерной безопасности, доктора Стрейнджлава. Собственно, сам Кан так думал и очень этим гордился. Но Кан не был нацистом и не говорил с немецким акцентом. Так что у доктора были и другие прототипы. Одним из них принято считать Вернера фон Брауна, отца сначала нацистского, а потом, после войны, американского ракетостроения. Другим прототипом называют будущего советника по национальной безопасности и государственного секретаря Германа Киссинджера. Последний, впрочем, это отрицал.
Доктор Стрейнджлав сменил свою немецкую фамилию Merkwürdigliebe, означающую что-то вроде «Странная любовь», на её английскую версию. Странная любовь доктора — это, скорее всего, его любовь к Бомбе. На самом деле, это любовь к власти. Потому что на свете нет ничего эротичнее, чем власть. А что может быть выше той власти, которая позволяет разрушить весь мир? Фильм Кубрика о том, как из смерти рождается любовь, из Танатоса — Эрос. В этом секрет его названия.
Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1963)
В финале фильма доктор восстает как эрегированный пенис из своего инвалидного кресла. Он Лазарь, воскрешенный богом Танатосом: «Мой фюрер! Я могу ходить!»
Не просто сигара
Генерал Джэк Риппер верит в коммунистический заговор, цель которого — загрязнить «драгоценные телесные жидкости американцев». Вера в такой заговор было широко распространена в 50–60-е, и связана она было с флюоризацией воды в американских водопроводах. Генерал Риппер уверился в существовании такого заговора во время секса. И он понял, что необходимо действовать. Времени больше не осталось.
Незадолго до получения приказа о начале ядерной атаки, командир вылетевшего на боевое задание бомбардировщика Б-52 майор Ти Джи «Кинг» Конг, изучает обложку журнала июньского выпуска Плэйбоя за 1962-й год. Модель месяца лежит на животе, прикрыв зад журналом «Foreign Affair». Это — Мисс Скотт, любовница председателя объединенного комитета начальников штабов генерала Бака Тургидсона, которого играет артист Томас Скотт. Смешная рифма!
Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1963)
Эта самая мисс Скотт, одетая в бикини, ведет переговоры между справляющим естественную нужду генералом, и его подчиненным, пытающимся сообщить ему о начале ядерной войны. Мисс Скотт, прижав к уху телефонную трубку, громко повторяет для генерала: «Все коммуникации отключены!», а тот все никак не выйдет из сортира. И действительно, никакой связи между тем, что происходит в реальности, и теми, кто отвечает за то, что в ней происходит, никакой такой связи больше нет. Все коммуникации отключены! В последнее время я могу пересматривать эту сцену бесконечно.
Мисс Скотт является единственным женским персонажем этого фильма, а между тем все в нем эротизировано до неприличия. Фильм начинается с чего-то вроде полового акта между двумя бомбардировщиками. Под медленную торжественную музыку на экране появляется гигантский металлический фаллос, направленный прямо на нас, зрителей. Этот фаллос оказывается какой-то огромной шпулькой, торчащей из бомбардировщика. Каким-то образом эта штука вставляется в другой бомбардировщик, летящий рядом. А дальше эти два бомбардировщика медленно и торжественно летят в паре. Ну да, война чудовищно сексуальна. Не зря, кажется, Василий Розанов писал о бабьем чувстве, которое его охватывает при виде гусарского полка.
Фаллическая форма самолетов, летящих на последнее задание. А ведь в фильме задействована только военная авиация. Нету баллистических ракет! Генерал Джек Риппер, устроивший ядерную войну, постоянно мнет во рту огромную сигару, которая в этом контексте точно не просто сигара. Непослушная рука доктора Стрейнджлава все время норовит приподняться в нацистском салюте. Примеры можно множить и множить. Что удивительно, так это то, что это кино абсолютно проглядели феминистки. А ведь я не знаю другого такого фильма, где патриархиат был бы так убедительно приравнен к самоубийству всего человечества.
Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1963)
Кто перестал бояться и полюбил бомбу?
Один из вариантов ответа на этот вопрос — сам Стэнли Кубрик. Он собирался снять жесткую антивоенную драму, основанную на триллере Питера Джорджа «Сигнал тревоги». В этой книге излагались примерно те же события, что были потом показаны в фильме, но в серьезном, даже трагическом ключе. Но чем дольше Кубрик работал над этим сюжетом, тем явственнее он видел всю ужасающую абсурдность описываемой ситуации. Чтобы задумываемые им сцены не казались смешными, ему, по его собственным словам, постоянно приходилось «оставлять за рамками абсурдные или парадоксальные вещи». И тогда он понял, что сама по себе «доктрина взаимного уничтожения» настолько абсурдна, что даже смешна. И он решил снимать комедию.
Абсурд — это ситуация, выходящая за пределы рационального и логического мышления. Ощущение абсурда возникает тогда, когда человек пытается соотнести соизмеримое с несоизмеримым, конечное с бесконечным. Нет ничего абсурднее смерти, потому что жизнь, каждая жизнь, конечна, а смерть — она навсегда. Атомная война — это одновременное прекращение жизни всех и сразу. Это абсурд, помноженный на десять миллиардов.
Абсурд — это то, перед чем разум человека останавливается в недоумении и в ужасе. Ужас, всепоглощающий ужас — это главное чувство, которое испытывает человек, оказывающийся перед лицом абсурда. Это чувство бывает таким острым, что с ним буквально невозможно жить. Но, человеческий организм придумал защитную реакцию против этого чувства. Это смех. Смех возникает тогда, когда ты начинаешь осознавать ситуацию как абсурдную. Отчего-то абсурд смешон.
Кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил атомную бомбу» (1963)
Кубрик перестал бояться бомбы, сняв про нее смешную абсурдистскую комедию. Счастливый майор «Кинг» Конг, оседлавший водородную бомбу, которая падает на советский ядерный объект, чтобы положить конец человеческой цивилизации, радостно размахивает ковбойской шляпой. Что может быть смешнее?
Другой вариант ответа на вопрос о названии — доктор Стрэйнджлав. С одной стороны, он любит Бомбу как сексуальный объект. С другой стороны, Герман Кан, чьим воплощением он является, — один из отцов теории ядерного сдерживания. Согласно этой теории, страх перед Бомбой — единственная гарантия мира между сверхдержавами.
И, наконец, есть еще и третий вариант. Речь идет о коллективном «Я» тех, кто находится в «военной комнате», или, шире, о тех, кто нами управляет, и в чьих руках находятся наши жизни.
В конце фильма, когда участникам совещания становится ясно, что термоядерной войны избежать не удалось, и человечество обречено на гибель, доктор Стрейнджлав выдвигает план, который с энтузиазмом принимают все участники: все находящиеся в «военной комнате» запрутся на 100 лет предстоящей ядерной зимы в глубоком бункере, прихватив с собой по 10 привлекательных особей женского пола для сохранения человеческого рода и дальнейшего возрождения человечества.
Кто-нибудь сомневается в том, что вся предварительная подготовка к реализации этого плана давно уже проведена? И что все участники совещаний во всех «военных комнатах» на земле сейчас держат в уме именно такой или примерно такой план?
Слева от генерала Джека Риппера (Стерлинг Хейден) — капитан Мандрейк, это третья по счету роль Питера Селлерса в «Докторе Стрейнджлаве»
Помните, что нами управляют идиоты, способные на все! Мы не можем сделать ничего. У нас нет никакого контроля. Если кому-то придет в голову уничтожить часть человечества, то мы и есть эта самая часть. Впрочем, скорее всего, погибнут все, так что мы погибнем как часть целого, что бы там те, которые задумали нас уничтожить, про себя ни думали. Им тоже не уцелеть, но это слабое утешение. Единственное, что нам остается — это расслабиться, перестать волноваться и полюбить бомбу.
https://www.youtube.com/watch?v=T5C4meGkNyc
Последние кадры фильма: на экране вырастают очень красивые и очень эротичные ядерные грибы. Британская певица Вера Линн поет очень нежную и эротичную песню:
Let's say goodbye with a smile, dear
Just for a while dear we must part
Don't let this parting upset you
I'll not forget you, sweetheart
We'll meet again
Don't know where
Don't know when
But I know we'll meet again some sunny day
( Простимся с улыбкой, мой дорогой
Мы расстаемся на время
Но пусть расставание тебя не огорчает
Я не забуду тебя, любимый
Мы снова встретимся
Не знаю где
Не знаю когда
Но я знаю, мы встретимся
В солнечный день )
Добрый день. Спокойной ночи.
Финальный кадр из фильма «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу» (1963)
