
«Красный женский отряд», революционная опера времён Культурной революции, 1972 год
Фото: Wikipedia / Byron Schumaker
5 августа 1966 года в женской школе при Пекинском педагогическом университете царило странное возбуждение. Среди учениц прошёл нелепый слух, быстро обернувшийся железной убеждённостью. Якобы сотрудники учреждения — не честные педагоги, а «чёрная банда» заговорщиков, замысливших недоброе против народной власти. И проницательные ученицы решили действовать.
Группу из семерых завучей и деканов взяли в плен. Их поставили на колени, облили чернилами, на головы нацепили шутовские колпаки. Вчерашние подопечные принудили наставниц каяться во всех мыслимых преступлениях. Покорность жертв лишь раззадорила мучительниц. На головы несчастным лили кипяток, в воздухе замелькали дубинки. Спустя пару часов завуч Бянь Чжунюнь потеряла сознание от пыток — её бездыханное тело просто бросили в мусор, врачи вскоре констатировали смерть. Коллеги Бянь к тому времени держались на волоске: избитые, израненные, с переломанными костями.
Непосвящённому наблюдателю это могло бы показаться какой-то извращённой вариацией на тему классического сюжета Dark academy. Наверняка несчастные ученицы действовали по наущению некой деструктивной секты или тайного ордена. Но суровая правда состояла в том, что летом 1966 года одной большой сектой стала вся Китайская народная республика. И заправляли там не закулисные кукловоды, а высшее партийные руководители.
8 августа ЦК китайской компартии издало постановление «О Великой пролетарской культурной революции». Документ скорее не учреждал нечто новое, а легализовывал уже сложившуюся практику. По всей стране сотни тысяч юношей и девушек жили стихийным ультранасилием, искренне считая, что так служат родному Китаю и лично любимому председателю Мао.
Скакали к социализму — попали в голод
Репрессии и чистки — в разных масштабах — служили неотъемлемой частью истории любого прокоммунистического режима в ХХ веке. Их проводили и в ГДР с ЧССР, и на кастровской Кубе, и в хошиминовском Вьетнаме. Однако китайские события 1960-х годов стоят здесь особняком.
Насилие во славу Мао проводили не люди с горячим сердцем и чистыми руками — оно стало плодом стихийного творчества широких масс.
Ещё в 1981 году, по сравнительно горячим следам, Культурную революцию осудил сам же пекинский режим. Причём не в половинчатом духе советского ХХ съезда КПСС, а вполне недвусмысленно, без традиционной для Китая любви к обтекаемым формулировкам и мудрёным иносказаниям:
«Культурная революция» не была и не могла быть [подлинной] революцией или социальным прогрессом в каком бы то ни было смысле. […] Она была смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками, смутой, которая принесла серьёзные бедствия партии, государству и всему многонациональному народу»
— Из решения ЦК КПК
Уже это обстоятельство свидетельствует: речь шла о sui generis даже по весьма размытым этическим представлениям автократии. О чём-то, что породили исключительные в своём трагизме обстоятельства.
Весной 1950 года затяжная гражданская война в стране завершилась безоговорочной победой прокоммунистической Народно-освободительной армии. Мао и его соратники воцарились в материковом Китае, восстановив власть Пекина даже в, казалось, навечно отпавших от него Тибете и Синьцзяне (Уйгурии). Новое государство затеяло масштабные преобразования в советском духе: национализировало экономику, обобществляло землю, подавляло реальную и мнимую контрреволюцию.
Участники «Большого скачка» за выплавкой стали, 1959 год
Фото: Wikipedia / Sun Piyong
В 1958 году Мао ощутил себя достаточно могущественным, чтобы разорвать прежнюю дружбу с Советским Союзом и провозгласить «Политику трёх красных знамён». Так в китайской компартии окрестили авантюрный курс на ускоренное построение социализма. Квинтэссенцией программы выступил «Большой скачок» — форсированная индустриализация. Её претворение в жизнь обернулось абсурдными инициативами вроде уничтожения воробьёв и кустарной выплавки стали буквально в крестьянских дворах. Закономерным итогом вышел голод 1959–1961 годов, унёсший от 10 до 45 миллионов жизней.
«К сожалению, Мао Цзэдун прислушался к утопистам, а не рыночникам. На 70% побед Мао приходились 30% ошибок, без которых не обходится ни одно дело. […] Все недостатки в частном секторе со временем было бы можно устранить. Однако этого не произошло»
— Лю Чжан, официальный историк КНР
КПК тех лет по духу сильно напоминала большевистскую партию 1920-х годов. Внутри неё хватало разных платформ и открытых оппонентов Мао, изначально критиковавших «Большой скачок». Тогда диктатор показал себя непревзойдённым мастером политический интриги. Весной 1959 года он демонстративно ушёл с государственных постов, оставив за собой одни партийные должности. Мао объяснил, что ему сейчас больше по душе теоретическая работа, а практические задачи пусть решают товарищи.
По странному совпадению, «занятия теорией» совпали с тем, что руководящие посты в силовых структурах начали доставаться сплошь убеждённым маоистам.
Новым председателем КНР парламент избрал умеренного Лю Шаоци. Его ближайшим советником выступал Дэн Сяопин — будущий отец современного Китая. Правда, с первой попытки воплотить свои идеи в жизнь у политика не вышло.