Эскадренный броненосец «Император Александр III».
«Господа, распад Империи – событие колоссального масштаба и бороться с ним будет очень трудно. О его наступлении свидетельствуют усиление бюрократии, резкое уменьшение проявлений инициативы, жесткая кастовость, подавление всякой любознательности и множество других факторов».
Айзек Азимов. «Основание»
«Несчастные, наивные дураки», – начертал 4 марта 1889 года император Александр III на донесении российского посланника о провозглашении конституции в Японии. Конечно, не чеканное лавровское «дебилы, б**», но тоже в своем роде стилистически цельное высказывание. Сочувственная досада государя была понятна: в японцах русские тогда узнавали Россию Петра I, отчаянно пытающуюся вырваться из болота азиатчины, и только у них стало это получаться, как взяли и напортачили.
Впрочем, и Россия ведь удержалась буквально на краю конституционной бездны. Как и Япония, в 1860–1870-х она вынуждена была начать масштабные реформы, ибо Крымская кампания выявила критическое отставание от Запада. Обе страны шли этим тернистым путем ноздря в ноздрю, к примеру, всеобщая воинская повинность в них была введена с разницей в год. Однако ускоренная модернизация несла обеим империям не только очевидные бонусы, но и новые угрозы – рост политической нестабильности, раскол элит, терроризм.
Рубежным стал 1881 год. В марте, после гибели Александра II от рук народовольцев, его наследник твердо решил притормозить, или, выражаясь словами Константина Победоносцева, обер-прокурора Синода и главного идеолога нового царствования, «подморозить» Россию. Итогом стал манифест Александра III о незыблемости самодержавного правления. В Японии в том же году был оглашен указ императора Мэйдзи о подготовке конституции, провозглашение которой было обещано через восемь лет. Обещание было выполнено, и сановникам Александра III оставалось лишь помахать платочком поезду японской государственности, на всех парах устремившемуся, как им казалось, к пропасти.
